А позади собаки рвутся с поводков,
Ремни натянуты до треска, до предела,
Их лай звучит среди больших снегов.
И только злость в глазах у псов горела.

Матёрый волк уходит от погони,
С последних сил, в лесную глушь и тень.
Собачий лай звучит под небосводом,
Как эхо в трудный и опасный день.

Он скроется, где не найти следа,
Залижет раны под луной холодной.
Уйдёт матёрый зверь, как и всегда,
Один, но сильный, и свободный.

А позади собаки рвутся с поводков,
Не находя для ярости предлогов.
Их злобный лай летит со всех сторон,
К созвездью гончих псов под небосклон.

Но зверь могучий обернулся смело,
Клыки его всегда готовы к бою.
Он смерть свою всегда принять готов,
Как приговор неистовых врагов.

Он скроется, где не найти следа,
Залижет раны под луной холодной.
Уйдёт матёрый зверь, как и всегда,
Один, но сильный, и свободный.

Нет страха в нём, лишь тяжесть рваных ран,
В глазах туман, а тело ноет, требуя покоя.
Но крепок дух его, как северный буран,
Не сломлен яростью собачьего он боя.

Ему не страшно, он не знает страха,
Лишь боль от ран пронзает до костей.
Легла на шерсть багровая рубаха,
От злых собак, безжалостных людей.

Он скроется, где не найти следа,
Залижет раны под луной холодной.
Уйдёт матёрый зверь, как и всегда,
Один, но сильный, и свободный.

Сквозь чащу волк израненный бредёт,
Погоня там вдали, за перевалом.
Он чует, что свобода скоро ждёт,
Под ледяным ночным своим забралом.

Он мчится прочь, скрываясь за стволами,
Чтоб раствориться в сумраке ночном.
Сверкает лишь горящими глазами,
И сердце бьётся пламенным огнём.

Он скроется, где не найти следа,
Залижет раны под луной холодной.
Уйдёт матёрый зверь, как и всегда,
Один, но сильный, и свободный.