В граде Ачинске, что стоит на земле сибирской, издревле заведено было: дабы обыватель не возносился мыслью и не предавался излишествам, быт его должен быть суров и к природе близок. Посему и стоял на Комсомольской улице барак под нумером 24, возведенный еще до тех времен, когда мужик слово «революция» без оглядки вымолвить смел. Благолепие в бараке том царило первозданное: ни тебе водопроводу, ни канализации — одно лишь электричество, будто насмешка, по проводам бежит, лампочкой тусклою под потолком мыргает.
И жила в том бараке вдовица преклонных лет, Светлана Подчасова, душа тихая и до поры до времени законопослушная. Но, видно, бес ее попутал, али европейских журналов начиталась — вселилась в ее голову мысль крамольная, устои подрывающая. Захотелось ей, видите ли, нужду не в зарослях бурьяна справлять, где впотьмах и на ежа присесть недолго, и не в нужнике общественном, что без дверей стоял, всем ветрам и взорам открытый, а в тепле и уединении, на седалище фаянсовом, белом и блестящем.
И не просто захотелось — а свершила! Завела в свою каморку сей идол фаянсовый, сиречь унитаз, и подсоединила его к трубе какой-то, самочинно проложенной. И возомнила, глупая, что вот оно — благоденствие, вот она — цивилизация в отдельно взятой квартире.
Но не дремлет око государево! Администрация градская, она же — собственник барака ветхого, о сем самоуправстве прознала. И возроптала. Как же так? Испокон веку здесь нужду в дощатых заведениях справляли, а то и просто под кустом, единение с природой ощущая, а тут — нате вам, персональный комфорт! Это ж нарушение всякого порядка и благочиния! Это ж подрыв самой идеи смирения обывателя перед лицом бытовых невзгод!
И полетела в суд бумага, гербом украшенная. Мол, гражданка Подчасова, презрев вековые устои и право собственности администрации, учинила в казенной квартире незаконную перепланировку путем водворения предмета сантехнического, удобства неположенные себе создав. А посему — демонтировать! Изничтожить! Вернуть все в состояние первобытное, единственно верное и законом утвержденное!
Суд, известно, не зря мудростью славится. Вник он в суть дела глубоко и постановил: «Крамоле не быть! Унитаз изъять! Вернуть бараку его исторический облик и запах!» И дал на то вдовице месяц сроку.
Обратилась Подчасова в компанию управляющую: так, мол, и так, помогите исполнить решение судебное. А там лишь руками развели: «Демонтаж — не наш профиль. Мы токмо за ветхость отвечаем, а не за новшества ваши самовольные». И осталась пенсионерка один на один с фаянсовым другом своим и с бумагою судебной. И, поразмыслив, решила: «Коли так, то и пусть стоит. Бумага стерпит, а нужда — не ждет». И прожила так ни много ни мало — три года. Администрация, видать, одолев гидру гигиены в одном конкретном бараке, успокоилась и впала в бюрократическую спячку.
Но машина государственная, она хоть и неспешна, да памятлива. Спустя три года вспомнили ретивые чиновники про унитаз непокоренный. И грянули в дверь Подчасовой приставы судебные. Не злодеи какие, нет, а люди служивые, с лицами строгими и бумагою в руках. — Долг! — говорят.
Испугалась вдовица: — Кому ж я должна? Пенсию плотят исправно, за свет — ни копейки недоимки. — Закону должна! — отвечают приставы. — Порядок нарушен. Даем пять дней сроку. Не уберешь добровольно — придем с ломом и силой принудим. А убытки все на тебя же и спишем.
Пригорюнилась Светлана. Поняла, что супротив лома нет приема. Поглядела она в последний раз на белого друга своего, вздохнула тяжко и исполнила волю властей. Демонтировала. А дабы весь град Ачинск знал о ее законопослушании, через газету местную объявила на всю округу: — Я теперь чиста перед законом!
И стоит теперь каморка ее, как и прежде, без удобств, в полном соответствии с генеральной линией партии и предначертаниями градоначальства. И снова перед вдовицей выбор небогатый: кусты чертополоха али нужник без дверей. И глядя на это восстановленное благолепие, изрекла она с мудростью поистине народной: «Унитаз — это такая мелочь по сравнению с тем, что сейчас творится в мире».
А на днях, говорят, пошла вдовица Подчасова снова челобитную писать. Но уже не в газету, а в ту самую администрацию. Просит теперь, чтобы они, как собственники, расщедрились и поставили ей во дворе туалет. Отдельный. Уличный. Дабы все было по закону и по порядку.
И сидят теперь в администрации, думу думают. С одной стороны — самовольный комфорт пресекли, порядок восстановили. А с другой — просит обыватель нужник. По закону, вроде как, положено. Такая вот, право, в граде Ачинске диалектика…