Утро в Москве начиналось как обычно, если под «обычно» понимать постоянное, слегка безумное перемигивание эпох. По Тверской, мимо неоновых вывесок, важно шествовал дворник в тулупе, расшитом орлами Ивана Грозного, но с планшетом, на котором высвечивался график уборки. Где-то вдали слышался скрип телеги, запряженной конём, которую обгонял брендированный каршеринг. А над всем этим хаосом витало оно — слово-паразит, темпоральный тик, клич из преисподней или, что вернее, из телеэфира: «Гойда!»

Глава 1: Утренняя «Чистка»

Михаил Петрович, инженер, привык к этому. Его утро начиналось с того, что жена, в кокошнике и с красным бантом на груди, требовала «мобилизации всех сил на борьбу с засором в раковине», непременно заканчивая фразу резким «Гойда!». Соседи, вечно чем-то недовольные, организовали «опричный дозор» по проверке чистоты лестничной клетки, и каждый пойманный за выбросом мусора мимо урны тут же получал в спину торжествующее: «Гойда! К ответу, еретик!»
Сегодня, спускаясь в метро, Михаил Петрович заметил нечто новое. Группа студентов, вместо обычных песен под гитару, скандировала «Гойда!» и, вооружившись тряпками, натирала перила эскалатора до зеркального блеска. Их глаза горели фанатичным огнём, словно они боролись не с пылью, а с мировой буржуазией или монгольским игом. Один из них, с портретом Ленина в руках, но в старинной шапке Мономаха, крикнул: «Товарищи! Гойда! Долой микробы с лица Москвы! За чистые поверхности — к светлому будущему!»

Глава 2: Офисный Произвол

В офисе «Инновационные Прорывы и Традиционные Ценности» царил свой микрокосм временного коллапса. Совещание по бюджетированию превратилось в настоящий «Земский Собор». Директор, грозный как Иван Грозный, но в костюме от Brioni, стучал по столу не скипетром, а беспроводной мышью.
«Итак, бояре,» — начал он, — «наши KPI, сиречь показатели боярской службы, падают! Ересь и саботаж! Кто посмел использовать Times New Roman вместо Arial? Гойда! Немедленно искоренить этот шрифт, дабы не портил он око государево!»
Внезапно в кабинет ворвалась секретарша Анна, одетая как комиссар времен Гражданской войны, но с модным маникюром. «Товарищ директор! Гойда! Нас призывают к коллективному труду! В подвале прорвало трубу, и требуется пролетарское единство для ликвидации последствий!»
Всеобщее «Гойда!» прокатилось по офису, и сотрудники, оставив отчеты и презентации, бросились в подвал. Там, среди потоков воды, они с энтузиазмом, достойным штурма Зимнего, начали латать трубу, напевая при этом то ли старинные былины, то ли революционные песни.

Глава 3: Культурный Шок и Абсурд

К вечеру город закипел. На Пушкинской площади, где обычно выступали уличные музыканты, теперь стоял импровизированный помост. С него старец с бородой, похожий на Распутина, но в майке с логотипом «Газпрома», читал стихи Маяковского, пересыпая их цитатами из Домостроя. Каждый куплет он завершал оглушительным «Гойда!», и толпа, состоящая из людей в ватниках и в модных кроссовках, в кокошниках и с айфонами, отвечала ему тем же.
Внезапно с одного из небоскребов посыпались листовки. На них был изображен Ленин, который, почему-то, был одет в опричный балахон, а в руке держал смартфон. Подпись гласила: «Гойда! Цифровизация всего мира — к коммунизму через блокчейн!»
Михаил Петрович, уставший, но уже привыкший к этому театру абсурда, смотрел на происходящее. «Ну и Гойда,» — пробормотал он себе под нос, — «вот это мы докатились…»
Мир вокруг него не сошел с ума. Он просто смешал все карты, превратив историю в нескончаемый балаган, где «Гойда» стала универсальным ответом на любой вопрос, будь то призыв к чистоте, к борьбе с ересью или к банальной починке крана. И в этом диком, феерическом сумбуре, где прошлое плясало с настоящим, а пафос граничил с фарсом, «Гойда» была единственной неизменной константой.