Домовой Иннокентий был невысоким — ростом с бутылку из-под лимонада. И очень интересным существом, с одной стороны добрым и веселым, а с другой — весьма ворчливым и вредным.
Отсмеявшись, Иннокентий озабочено оглядел Наташку, повел длинным крючковатым носом, поморщился, издал неопределенное хмыканье и куда-то убежал на толстеньких коротеньких ножках. Вернулся он быстро, неся в руках пузырек с оранжевой жидкостью и огромное махровое полотенце.
 — Достань-ка воды из колодца, — бросил домовой стоящему рядом Юрке.
 — Но ведь бабушка запретила…, — начал было Юрка, но осекся под хмурым взглядом Иннокентия.
 — Такой большой мальчик, а боишься подойти к колодцу? — скрипучим голосом насмешливо произнес тот. — Тебе что важнее? Прическа сестры или запрет бабули, который она дала пять лет назад? Давай — пошевеливайся!

И, странное дело, Юрка, без лишних пререканий, притащил от колодца полное ведро студеной воды.
Домовой удовлетворенно кивнул. Затем вылил содержимое пузырька в ведро и стал деловито помешивать прутиком. Несколько раз он доставал прутик, принюхивался, качал головой и снова продолжал размешивать воду.
Дети стояли и молча наблюдали за его действиями. Первой не выдержала Наташка.
 — А что это такое будет? — присаживаясь на корточки рядом с ведром спросила она.
 — Будет — не будет, — проворчал Иннокентий, — Увидишь.

И в очередной раз склонился над ведром, принюхался и удовлетворенно хмыкнул.
 — Макай голову в ведро, — приказал он Наташке.

Та осторожно, пальчиком, дотронулась до воды.
 — Холодная, — воскликнула она.
 — Небось не замерзнешь, — домовой колюче смотрел на девочку. — Зато вычистишься. Макай, тебе говорю!

И Наташка макнула. Сначала осторожно, ожидая почувствовать обжигающий холод колодезной воды, а потом, когда поняла, что водичка теплая, как в летнем пруду, зажмурила глаза и набрав полную грудь воздуха опустила голову полностью. Ничего не происходило. Чуть помедлив, она открыла глаза, и в тот же миг вокруг нее возник удивительный мир: вода была наполнена солнечно-желтым светом, множество разноцветных пузырьков стремились вверх, щекоча щеки и лоб, мимо, весело качая плавниками, проплыла стайка голубых рыбок, а в глубине плавно колыхались чудесные подводные сады с изумительными алыми цветами.
От изумления Наташка вскрикнула и чуть не захлебнулась: вода, какой бы она волшебной не была, все-таки не предназначена для дыхания. Девочка затрепыхалась, пытаясь выбраться и в ту же секунду что-то с силой выдернуло ее наружу. Через мгновение она была в объятьях брата. Наташка кашляла и сплевывала воду, а мокрые волосы облепили лицо. — Ты чуть не утопил ее! — Юрка рассержено смотрел на домового.
 — Подумаешь, — протянул тот, — Одной девчонкой больше, одной меньше. Не велика потеря.
 — Не велика потеря? — от возмущения Юрка даже подпрыгнул. — Да ты…!
 — Все-все. Успокойся, — Иннокентий примирительно поднял руки. — Пошутил я. Да и не утонула бы она. На, держи, — он бросил девочке полотенце.

Наташка принялась вытираться и сушить волосы.
А домовой, не обращая на кипевшего от возмущения Юрку, поднял валявшееся на земле покрывало.
 — Ох и всыплет вам Андреевна, — сказал он, разворачивая перед мальчиком диванную накидку. — Ты погляди, как вы его изгваздали.

Юрка поглядел. Да уж: вид, у некогда нарядной и красивой вещи, был очень и очень плачевный. Всё в грязных бурых разводах, с оторванным по краю кружевом и зияющей посередине дырой, покрывало напоминало половую тряпку.
Юркина злость сразу же улетучилась.
 — Что же делать? — жалобно произнес он.
 — Чепухень, — домовой беспечно махнул рукой. — Это легко исправить.
 — Правда? — Юрка с надеждой посмотрел на Иннокентия.
 — Зуб даю, — домовой щёлкнул большим пальцем по крупному желтоватому резцу. И принялся энергично запихивать испачканное покрывало во, все так же стоящее рядом с ними, ведро с водой.
 — Типати-тапити-шлёп! — прогорланил он и исполнил замысловатый танец вокруг ведра.

Затем, по-турецки скрестив ноги, уселся на землю, достал длинную трубку, закурил и выпустив облако радужного дыма произнес:
 — Все. Через час достанешь и не узнаешь. Не благодари.

Юрка хотел что-то сказать, но от крыльца донесся зов бабушки:
 — Юрка! Наташка! Кушать!

Иннокентий потянул длинным носом и зажмурился от удовольствия.
 — Драники! Шкварки! — мечтательно протянул он.
 — Может и ты с нами пойдешь? Покушаешь? — Наташка уже закончила сушить волосы и вопросительно смотрела на домового.
 — Не, — решительно замотал головой Иннокентий. — Меня Андреевна пришибет, если увидит.
 — За что? — удивилась Наташка.
 — Было дело, — уклончиво произнес домовой.
 — Кто бы сомневался, — тихо пробормотал Юрка, и добавил погромче. — Так давай мы тебе вынесем?
 — Не, — опять отказался Иннокентий. — Я сам свисну.
 — Юрка! Наташка! — снова донесся бабушкин голос.
 — Все, идите. Видите человек надрывается, — домовой махнул рукой в сторону дома. — Завтра под яблоню приходите. Туда, где лавочка. Зачудим еще чего-нибудь.

И Иннокентий скрылся в густых кустах смородины.
Он не соврал — купание помогло Наташке избавиться от противных потеков в волосах. А сами волосы стали еще гуще и капельку длинней, и вдобавок приобрели рыжеватый оттенок, что, впрочем, очень шло девочке.
Еще домовой не соврал насчет покрывала: когда через час оно было извлечено из ведра, его действительно было не узнать. Если до «стирки» покрывало имело вид грязной, но вполне узнаваемой вещи, то после, оно стало походить на рыболовную сеть, и видом, и цветом, и запахом. Юрка, как старший, получил незаслуженный нагоняй, и мысленно поклялся страшно отмстить домовому при первом же удобном случае.
И еще Иннокентий оказался прав в том, что на ужин были драники со шкварками.
Заботливая Наташка, в тайне от бабушки, все-таки положила на тарелочку несколько штук, и оставила под столом на кухне. Она страшно обрадовалась, когда утром обнаружила пустую тарелку, и теперь каждый вечер оставляла немного угощения для домового Кеши.