Вот остов — величайший из констант — качнулся вдруг — подбитый старый кречет. За то, что мне казалось: я — Атлант, мне взгромоздили небосвод на плечи.
Он мне шептал на ухо о живом, пока тёк пот — по лбу и по ладоням. Луна ли утирала рукавом — сейчас, признаться, я уже не вспомню.
Меня прощали щедро, сгоряча, как будто я и впрямь была невинной, чтоб выбить под шумок эфес меча, с которым мы сроднились пуповиной.
Сладки свирели и сладки стихи, как тяжести довериться и бросить мечи и латы, и врасти во мхи, ужом свиваясь между влажных сосен:
 — Вот дом тебе, где можно быть нагой, где пахнет почвой, где закат калиной раздавленною пышет над тобой, а ночь ложится бесконечно длинной
Накидкою, и это полотно от взглядов осуждающих укроет, чтоб ты без сил могла уйти на дно, сгоревший, утомлённый бывший стоик.
Там больше нет нужды держать лицо, от ужаса немея, притворяться; там хищники приветливым кольцом тебя такую изгрызут до мяса.
Там ждать чего-то вечно — моветон, для вечности подруга — разложенье; там на тебя из расписных икон глумливо взглянет только отраженье.
Но ты всё повторяешь заговОр и слово, силясь вылететь, скрежещет. Сдавайся — станешь лучшей из сестёр: сильнейшей, рукокрылой, вящей, вещей.
Сдавайся, ляг, ведь вашим именам, сплетнным вместе, не издать ни звука, — и щерилась безглазая луна, и крючились её лучины-руки.
А я всё повторяла заговОр на медь шептала, на песок, на иней, чтоб взгляд мой зорок был, а ум — остёр, чтоб губы повторяли только имя:
Его бы вспомнить — и очнуться вмиг, и морок отогнать бесстыдный прочь мне. Глаза, смотрите. Говори, язык, шепчи, шипи и вой ему по-волчьи —
И в этом первобытном зове тень застынет вдруг, ведомая инстинктом: так тянет к матери её детей, к пустыне тянет так её песчинки.
Так тянет жизнь — больных, а прочих — яд; так тянет нас, осколки эманаций чего-то большего, чем просто ты и я, чего-то большего, чем просто зов остаться.
Так я молюсь — и я тянусь — к огням, и тяжесть плеч качается со мною, но если мне предложат обменять мой небосвод на что-нибудь другое,
Я взмою с ним, я без труда взлечу, мизинцем удержу лукавый месяц. И целый мир мне станет по плечу: держать легко, когда мы держим вместе.
Вот остов мой — он из мечей и лат; я не Атлант, не стоик и не воин, но я — крыло, а значит, два крыла

Легко удержат
Небо
Над собою.