Одиссей задержался, забыл имена сыновей. Мышь махнула хвостом — не работает в греческом зале. Электроник не стал человеком: ему рассказали — нет существенной разницы. В роще свистит Соловей. Стоматолог фиксирует каждый межзубный провал. На провал продаются билеты. Приемлемы цены. Пусто в зрительном зале. Актёры уходят со сцены. Очень жалко Пьеро — получается, зря рифмовал. Впрочем, это искусство по-прежнему требует слов и не требует большего. Меньшего тоже не хочет. В шамаханском селе распевается утренний кочет. С волнореза рыбачит Харон свет Эребыч Веслов. Черти бросили омут, услышав таинственный шум. Поднимают усталому Вию опухшие веки: просыпайся, дружок, у тебя ещё две ипотеки, да и мёртвая панночка хочет поехать в Уржум. Если женщина злится — пожалуйста, будьте добры. Если многого просит — пожалуйста, будьте любезны. Столько новых закрытий сулят перспективные бездны, столько старых попыток отправлено в тартарары.
Грей родился дальтоником. Серый, — решила Ассоль. Что касается алого — детская прихоть, не боле. Впопыхах теремками застроили чистое поле. Предлагают удобства: кладовка, балкон, антресоль. Волки сбоку припёка, медведи — по части ушей, кто помельче размером — того обижать непотребно. Надоел теремок — в огороде редисно и репно. Значит, жизнь хороша, значит, ты вместе с ней хорошей до известных пределов, которых не знал отродясь. Всё наладится в будущем, лишь бы нашёлся наладчик, но когда установлен контакт — барахлит передатчик. А когда передатчик в порядке — потеряна связь. Временами процесс бытования суть компромисс, обречённый на смерть подавляющей массой собраний. Параллельно на грани абсурда — сияющей грани, где щебечет овсянка (простая дедукция, мисс) просыпается Сказочник, думает: ну-ка, постой.
Одиссей проявляет привязанность к прежнему месту (в крайнем случае — к мачте). В дальнейшем — доверимся тексту. Мышь находит работу. Цыпленок пищит. Золотой.