Жил-был в деревне Пыхтыри старик по фамилии Канифолиев. По слухам, он родился ещё при медном звуке керосинки и скрипел раньше своей первой скрипки. Все в округе знали: если ночью вдруг слышится странное завывание — это не вьюга, это Канифолиев репетирует «Лебединое озеро» в трактовке «по памяти и вдохновению».
Скрипка у него была старая, с дырами, как у деревенского забора, но звуки она издавала такие, что даже куры замирали в задумчивости, забывая снести яйцо.
Каждое утро Канифолиев мазал канифолью не только смычок, но и усы — для вдохновения. Соседи говорили, что усы у него потом издавали легкое жужжание при ходьбе — словно вибрируя в такт «Чардашу».
Играл он исключительно в трёх состояниях: «после чаю», «в раздумьях» и «ну ладно, сыграю». Особенно любил исполнять «Венгерский танец» Брамса на семейных праздниках, но на свадьбы в деревню его давно уже не звали — после того, как на одном торжестве невеста ушла с гармонистом, устав ждать финала скрипичного соло, длившегося полтора часа.
Зато дети его обожали. За конфету он мог сыграть на скрипке гимн утёнка, плач капусты и марш ежей. А если ему дать два пряника — он ещё и подпрыгивал в такт, что вызывало неописуемый восторг у местного кота Моцарта.
Когда у Канифолиева спрашивали, что главное в жизни, он отвечал, не задумываясь:
— Терпение, канифоль и тёплые тапки. Всё остальное — импровизация.
И, пожалуй, был прав.