В полночный час, когда тоска как птица
Царапает незримыми когтями,
Ко мне приходит тень, чтоб поделиться
Всей грязью, что скопилась между нами.

«Смотри, — он шепчет, — узнаёшь портрет?
Вот он — творец, мечтатель и повеса,
Что променял рассвет на злой отсвет,
И душу спрятал в темноту замеса.

Ты думал, что построишь светлый храм
Из слов, надежд и трепетных мечтаний?
А получил лишь горечь по утрам
И эхо недосказанных признаний.

Ты предал всё, во что когда-то верил,
Ты растоптал, что некогда любил,
И каждый шаг свой мелочно отмерил,
И душу по кусочкам раздарил.»

А я смотрю в его пустые очи,
Где отражаюсь сам, как в глади вод:
«Да, я таков — ни хуже и не прочней,
Чем весь безумный человечий род.

Я падал вниз и поднимался снова,
Я предавал и сам был предан тем,
Кто мне дарил своё пустое слово,
Набор красивых, но никчёмных для меня совсем.

И что с того? Пусть я не стал священным,
Пусть путь мой вьётся между тьмой и днём —
Я остаюсь навеки тем блаженным,
Кто видит свет в падении своём.»

Мой чёрный гость смеётся тихо-тихо,
Как будто знает то, что скрыто мной:
«Ты сам себе и радость, и шутиха,
И судия, и грешник под луной.

Ты думаешь, что можешь откупиться
Красивыми созвучьями стихов?
Но правда в том, что некуда укрыться
От собственных непрожитых грехов.»

Я поднимаю трость… Но в кабинете
Лишь я один, да в зеркале — двойник,
И первый луч зари как будто метит
В тот самый миг, когда я вроде праведник.

Развеялось ночное наважденье,
Истаял морок, словно чёрный дым.
Но что-то есть в том странном отраженье,
Что делает меня совсем другим…

И я смотрю в разбитое стекло,
Где множество осколков отражают
Всё то, что было, будет и прошло,
Всё то, о чём лишь звёзды точно знают.

Мой чёрный гость, ты был жесток, но прав —
Я сам себе и судия, и плаха.
И этот стих — лишь отзвук всех оправ,
Что я искал, дрожа от боли и от страха.

Но утро здесь. И значит, хватит слов.
Пусть тает ночь под первыми лучами.
Я снова цел, хоть тыща лет прошло,
И я опять один — с моими палачами.