В детстве я очень любил молоко и всякое молочное. Даже то, что всем остальным было фу и «ну мааам, не буду, это противно!». Молочную вермишель? Без проблем. Кашу манную на молоке? Готов! С комочками? Да пофиг. Пенки на молоке? Давайте!
Когда болеешь — молоко с мёдом, со сливочным маслом, с боржоми. Со всем сразу одновременно. Пробовали? В горячее молоко плещешь чутка Боржоми, кладёшь ложку мёда, ложку масла — и пьёшь. Помогать — не помогало, но прям чувствовал, что лечусь.
Парное тоже. Тёплое ещё. Бабушка даст большую кружку размером с половину меня и я её — глы, глы, глы! — за один присест. Знаю, много кому не нравилось, а мне ничего, вкусно.
Тем лучше я запомнил день, когда пил парное молоко последний раз в жизни.
Дальше — типично сортирная история, поэтому если вам фу, то лучше не читать. Я предупредил. С другой стороны, все мы сделаны целиком из смешной физиологии, с каждым может случиться.
В общем, я однажды брал Изборск. Мы с девушкой поехали в деревню, а по дороге заехали к её подруге во Псков. Она там живёт с родителями в частном домике. Нас встретили и, конечно, посадили за стол, принялись кормить супом, и салатом, и котлеткой с макаронами, и какими-то ещё домашними закатками.
Пока обедали, решили, что надо доехать до Изборска — он рядом, всего 30 км по прямой, а там древняя крепость и вообще благодать, хоть и скучновато, наверное.
И уже вставали из-за стола, когда со двора пришла мама подруги с банкой в руках: «Вот, молочко парное, только надоила! Попейте!» Я, лет пятнадцать не пивший парного молока, радостно вскрикнул, налил себе большую кружку, выпил — глы, глы, глы! — залпом, удовлетворённо вздохнул и мы поехали.
Ровно через десять минут дороги парное молоко вышло на исходную позицию. Домашние закатки дали искру, бикфордовым шнуром вспыхнули макароны и тут же одна за другой сдетонировали котлетки. Внутри у меня произошёл объемный взрыв.
На всём теле выступил холодный пот, в глазах потемнело, в ушах зазвенело, а окружающие звуки стали слышны будто сквозь вату — видимо, раз был взрыв, то вот и контузия. Пальцы стали ватными и затряслись.
Девушки продолжали весело болтать, не замечая, как я остался один на один со своими внутренними демонами. По бокам дороги как назло шли две глубокие, заполненные водой канавы. Это была ловушка.
Стараясь лишний раз не дышать, посмотрел на навигатор и ура — всего через километр была заправка. Я молча остановился на заправке, одними губами сказал «я сейчас приду» и неверной походкой двинулся внутрь. Глаза у меня были, как у мышки из анекдота. Очень большие.
— А туалет не работает, — беспечно сказала кассир, где их только берут таких, бессердечных.
— Со… совсем? — не уверен, что я сказал это вслух.
— Совсем.
Природная стеснительность не позволяла сделать то, чего хотела звериная сущность и я вернулся в машину. До Изборска оставалось восемь длинных, как световые года, минут. Мир был фиолетового цвета, я чувствовал себя воздушным шариком на глубине километра
Прямо возле крепости был ресторанчик с парковкой и, кажется, я вышел из машины точно как герой индийского боевика — пока она ещё тормозила юзом. Официант на входе видимо попытался сказать мне, что туалет не для посетителей платный, но я просто прошагал мимо, глядя сквозь него.
Изборск был взят.
Я вышел совершенно другим человеком. Новым. Который теперь не только по-настоящему любит, но и глубоко понимает жизнь. Всю, кроме молока.
Потом мы ходили по крепости и мне нравилось в ней буквально всё. И стены с воротами, и крыши с коньками, и травы с пчелами. И знаете, вообще не скучно было!
А молоко я больше не люблю. Как отшибло.