Дождь бежал по мостовой к склону.
И по клоунской щеке. — Здравствуй.
От чего ты так устал, клоун?
— От того, что приношу счастье.
От того, что приношу счастье,
От того, что доношу радость
И смеюсь с низин арен страстно,
И считаю этот смех кладом.
И смотрю, как надо мной дети
И наивны и добры в танце.
А потом я выхожу. Где ты?!
Человек, что вот из них стался.
А потом выходит, мы оба,
Мой ребёнок и старик. С носом?..
Мы идём, а вокруг нас злоба.
Мы идём и нас от слёз сносит.
Мы садимся на траву в парке.
Я ребёнка своего раню.
Может вырасти пора? Жалко.
Может в вечность навсегда? Рано.
И ребёнок шепчет мой старцу.
Разве мало нам с тобой смеха?
На арене ведь живёт счастье.
Цирк приехал! Слышишь радость? Приехал!!!
Значит, жить ещё, старик, можно?
Значит, гнать меня, старик, хватит.
Я встаю и на глазах мокро.
Он как за руку меня схватит.
И я за руку его. Крепко.
Что поделать, раз живём в связке.
У меня на голове кепка.
У него над головой сказка.
Мы идём по мостовой к склону.
И болит в моей груди сердце.
— Что мне сделать для тебя, клоун?
— Крепче за руку держи детство.