…
Через полгода после изгнания из «равнодушной отчизны» Иосиф Бродский осуществил свою давнюю мечту: приехал в зимнюю рождественскую Венецию. Этот город-мираж околдовал его навсегда.
«От дома мы пошли налево и через две минуты очутились на Fondamenta degli Incurabili». Это цитата из знаменитого эссе Иосифа Бродского «Набережная Неисцелимых». Эссе написано по-английски, но название изначально задумывалось по-русски. Сначала это была «Набережная Неизлечимых». Но Фондамента Инкурабили — конечно же, Набережная Неисцелимых на языке поэта. Набережная отверженных отечеством. Набережная избранных Богом.
И восходит в свой номер на борт по трапу
постоялец, несущий в кармане граппу,
совершенный никто, человек в плаще,
потерявший память, отчизну, сына;
по горбу его плачет в лесах осина,
если кто-то плачет о нем вообще.
Он стремился каждый год рождественские каникулы проводить только здесь, в Венеции. Два раза это не получилось, когда он лежал в больнице с очередным инфарктом. Всего их у Бродского было четыре, как у Ахматовой. Плюс две операции на сердце. Третий раз его прооперировать не успели…
В тот первый приезд, стоя на ступеньках венецианского вокзала Санта Лючия, чувствуя себя изгнанником, лишенным родины, родителей, ускользающей, но по-прежнему любимой женщины Марины Басмановой, Бродский нашел свой единственный рождественский город — Венецию.
Рождество без снега, шаров и ели
у моря, стесненного картой в теле;
створку моллюска пустив ко дну,
пряча лицо, но спиной пленяя,
Время выходит из волн, меняя
стрелку на башне — ее одну.
В «Набережной Неисцелимых» Бродский написал о том первом свидании с Венецией: «Ночь была ветреной, и прежде чем включилась сетчатка, меня охватило чувство абсолютного счастья: в ноздри ударил его всегдашний — для меня — синоним: запах мерзнущих водорослей. Для одних это свежескошенная трава или сено, для других — рождественская хвоя с мандаринами. Для меня — мерзлые водоросли… Похоже, счастье есть миг, когда сталкиваешься с элементами твоего собственного состава в свободном состоянии».
Исчерпывающе свое отношение к Венеции поэт высказал в разговоре с Соломоном Волковым: «Знаете, человек смотрит на себя — вольно или невольно — как на героя какого-то романа или кинофильма, где он — в кадре. И мой заскок — на заднем плане должна быть Венеция».
Никакого завещания он не оставил. Мария Соццани-Бродская по праву вдовы сама решила, где должна быть могила мужа. Ей предлагали даже Комарово рядом с могилой Ахматовой — Мария категорически отказалась. В одном из редких интервью она уточнила: «Идею о похоронах в Венеции высказал один из его друзей. Это город, который, не считая Санкт-Петербурга, Иосиф любил больше всего. Кроме того, рассуждая эгоистически, Италия — моя страна, поэтому лучше, чтобы мой муж там и был похоронен. В Венеции похоронить его было проще, чем в других городах, например, в моем родном Компиньяно около Лукки. Кроме того, Венеция ближе к России». Гроб с прахом Бродского был перевезен из нью-йоркского склепа в Венецию и захоронен на кладбище Сан-Микеле в июне 1997-го, почти через полтора года после смерти. На церемонию съехалось много друзей и близких, а также сопутствующих им неопознанных личностей. Один из неопознанных перебросил венок от Ельцина на другую могилу, которая оказалась могилой поэта Эзры Паунда. Бродский посещал как-то его неофициальную вдову, жившую в Венеции, но и представить не мог, что после смерти будет лежать по соседству с этим ярым поклонником Муссолини.
Надгробие в антично-римском стиле сделал художник Владимир Радунский, нью-йоркский приятель Бродского. На обратной стороне плиты можно прочесть цитату по-латыни из любимого Бродским Проперция: Letum non omnia finit — «Со смертью не все кончается»… Вечером после перезахоронения на поминки по Бродскому собрались в палаццо Мочениго на Большом канале все приехавшие. Эти венецианские поминки проходили в том же доме, где когда-то жил Байрон. Через два дня Лев Лосев, Юз Алешковский и Михаил Барышников приехали на Сан-Микеле к могиле Бродского и еще раз помянули его граппой «Нардини», которую он всегда предпочитал пить в Венеции.
…В то первое итальянское Рождество Бродского встречала на Стацьоне Санта-Лючия загадочная красавица венецианка. В «Набережной Неисцелимых» описана именно она. Недавно удалось разгадать ее имя: Мария Джузеппина Дориа де Дзулиани. Всю жизнь Бродский попадал в плен к Мариям, Маринам и Марианнам, что, собственно, почти одно и то же. С венецианской Марией (Мариолиной) Иосиф познакомился еще в Ленинграде, в феврале 1972 года. Тогда она была студенткой-слависткой Венецианского университета, приехавшей в Союз изучать Маяковского. Уже эмигрировав, Бродский осенью 1972-го позвонил ей из Америки и сказал, что хочет провести в Венеции рождественские каникулы. В «Набережной Неисцелимых» он все подробно описал: и как он ее ждал, и как она приехала за ним, и как они плыли на вапоретто к пристани Академия. «Правда, шуба тогда у меня была не из нутрии, а из бобра, — говорит Мариолина, — но, возможно, он просто не разбирался в этом». Мария обмолвилась, что была гидом Бродского весьма недолго: «Потому что, говоря по-русски, он стал ко мне приставать, а мне это не очень нравилось. Мы поссорились, и я поручила его своей ближайшей подруге Джованне». Через много лет Бродский прислал Мариолине открытку из Нью-Йорка: «Целую тебя и твой город, где все-таки был счастлив».
Они встретились еще один раз, конечно же, в Венеции, 28 июля 1995 года. Мариолина отмечала день рождения своего сына на террасе ресторана с видом на церковь Санта Мария делла Салюте. Неожиданно сын сказал, что в глубине зала какой-то господин все время смотрит на нее. Мария оглянулась и увидела Иосифа. Он подошел к столику и заговорил по-английски. Мариолина перешла на русский:
— Иосиф, с каких это пор мы с тобой говорим по-английски?
— Я думал, что ты обиделась на меня за «Набережную».
— Наоборот, я тебе благодарна: теперь я навсегда стала персонажем мировой литературы.
Сын Марии смотрел на них, не понимая ни слова, но догадываясь, что происходит что-то важное. Так Иосиф Бродский и его первая венецианка помирились. А ровно через полгода, 28 января 1996 года, его не стало…
Несколько лет назад стараниями мэра Венеции и друзей Бродского на старинной кирпичной кладке дома на Fondamenta degli Incurabili прикрепили мраморную доску. На ней высечено по-итальянски и по-русски: «Иосиф Бродский, великий русский поэт (grande poeta russo), лауреат Нобелевской премии, воспел Набережную Неисцелимых».
Я пишу эти строки, сидя на белом стуле
под открытым небом, зимой, в одном
пиджаке, поддав, раздвигая скулы
фразами на родном.
…