.
Есть что-то безнадёжное в толпе,
Где каждый — все, и каждый — по себе,
Бредущий в никуда из никуда,
Чтоб не оставить, в общем, ни следа,
Ну, может быть окурок у стены,
Под шорох человеческой волны,
Лежащий как случайный сувенир,
Как с борта судна выброшенный в мир
Небрежным жестом чьей-нибудь руки,
Чтоб догореть до фильтра от тоски.

Но что тебе до улицы, скажи?
Её домов высотных этажи
Не видят сверху выражений глаз,
А лишь затылки каждого из нас.
Вся улица — без крыши коридор,
Где мы от встречных глаз отводим взор,
Подобно окнам верхних этажей,
Чтобы себя не превратить в мишень.

Безглазы лица, безразличность спин,
Хотя любой идущий — Божий сын
Имеет душу вечную, но вход
Туда закрыт и каждый сам несёт
Свою суму, свой грех, свой крест, свой век —
Увы, судьба не делится на всех.
И ты идёшь с котомкой за спиной…
В которой «Всё моё ношу с собой» —
Сказал однажды некий мудрый грек,
И нам не на один хватило век,
Не без ущерба, ясно, для сердец…

И всё ж не зря сентенцию мудрец
Сию обдумав некогда изрёк…
Все и никто! И каждый одинок.
Есть что-то безнадежное в толпе…
Вот так, рискнешь подумать о себе —
И ты — толпа, хотя сидишь один
И сам себе и раб, и господин…

Захочешь — включишь ящик с массой див…
Захочешь — убежишь в страну олив,
Печальных кипарисов, синих вод,
Где ласковый лазурный небосвод,
В лесу предгорном с флейтой бродит Пан,
И жив Сократ, и в Аполлонов Храм
Приходит слушать пифию народ…
Всё так… и всё не так… и мир не тот.

Совсем не факт, что истина в вине,
Но, хочешь мира — будь готов к войне:
Вот слепок философии толпы.
Привычка заколачивать в гробы
Тела и мысли всех, кто жил не так,
Кого не купит золотой пятак,
И остановит только меч иль яд…
Потом всегда напишут всё подряд
За медный грош наёмники пера…

Но жизнь идёт и помянуть пора:
Пусть в честь героя вспенится струя!
Не нам чета, но Бог ему судья!
Спокойно спи! А мы еще нальём!
Всё было так, всё будет так… и дом,
В котором жить, в котором умирать —
Не мной построен и не мне ломать.
Спеклась с камнями вековая пыль…

И ты — такой же человек толпы,
Из этой мостовой и твой росток.
Все — и никто. И каждый — одинок.
И ты идёшь куда-то не спеша,
Где безнадежность вечна, как душа,
Где ты привык не жить, а прозябать
И фонари за звёзды принимать…

Поскольку город вечен, словно Бог,
И чутко слышит каждой мысли вздох,
И ты идёшь по проволоке-судьбе,
Где каждый — все, и каждый — по себе.
Чуть покачнулся и арены визг:
Ты не такой! Ведь ты разбился вдрызг!
Я ль еретик? Они еретики?
А что разбился — это пустяки!

Толпа — права. И ты ей не судья.
Ты — лишь змеёныш, а она — Змея!
Стать крысоловом тянет иногда:
Сначала крысы сгинут в городах,
Затем — детишки следом за тобой…
Увы, толпа останется толпой!

Кем бы ты ни был: Юлий Цезарь, Красс —
Толпа всё видит не имея глаз!
Толпа возвысит, свергнет и убьёт…
А так, на вид — гуляющий народ,
Где каждый — все, и каждый — по себе…
Есть что-то безнадежное в толпе.

5 октября 2005 г.