Коллеги-физики часто именовали его просто Дау.
В детстве, увлекшись наукой, Ландау дал обет никогда «не курить, не пить и не жениться». Также он считал, что брак — это кооператив, ничего общего не имеющий с любовью. Но ему повезло — он встретил выпускницу химического факультета Конкордию (Кору) Дробанцеву, которая разошлась со своим первым мужем. Женщина поклялась, что не будет ревновать его к другим, и с 1934 года они жили вместе в браке. Ландау считал, что более всего брак разрушают ложь и ревность, и поэтому они заключили «пакт о ненападении в супружеской жизни» (по задумке Дау), который давал свободу супругам в романах на стороне. Официальный брак был между ними 5 июля 1946 года, за несколько дней до рождения сына Игоря[1] (Гарика).
Единственной не физической теорией Ландау была теория счастья. Он считал, что каждый человек должен и даже обязан быть счастливым. Для этого он вывел простую формулу, которая содержала три параметра: работа, любовь и общение с людьми.
Помимо многочисленных научных трудов, Ландау известен и своими шутками. Его вклад в «научный юмор» велик. Однако его шутки не обязательно связаны с физикой и математикой. Обладая острым умом и красноречием, Ландау всячески поощрял юмор в коллегах. Он и сам стал героем разных юмористических историй.
У Ландау была своя классификация наук и… женщин. По Ландау, науки бывают естественные, неестественные и противоестественные. По Ландау, девушки делятся на красивых, хорошеньких и интересных. У хорошеньких — нос слегка вздернут, у красивых — прямой, у интересных носы «ужасно большие».
Как-то жена Ландау сказала, что ему вот-вот стукнет 54 года, а он все продолжает бегать и искать новых красивых молодых девушек.
— Не пора ли тебе уже угомониться? — спросила жена. На что тот ответил:
— Что ты говоришь! Я чувствую расцвет и в творчестве, и в жизни. А ведь, когда я только входил в науку, Иоффе был примерно в моем возрасте, и я тогда считал его стариком. Сейчас я знаю — это возраст расцвета! Великий из великих — Эйнштейн — очень рано скис. Наверное, от скуки. Вероятно, он никогда не бегал за девушками.
В одном из писем Ландау писал: «В Копенгагене я жил на средства международной рокфеллеровской стипендии, а в Лондоне я был в командировке. Я не имел права тратить рабоче-крестьянские деньги нашего государства на шоколад. Я даже не разрешал себе ходить в кино… Не только англичане, но и американцы очень старались соблазнить роскошными условиями жизни. К роскоши я совершенно равнодушен. Я им ответил так: „Работать на акул капитала? Никогда!“ На Западе ученому работать нелегко. Его труд оплачивают в основном попечители. В этом есть некая унизительность».
Дау занимался только дома. От личного кабинета в институте он отказался: «Заседать я не умею, а лежать там негде». Семинары он проводил в конференц-зале. О науке разговаривал с физиками, студентами и посетителями дома, в фойе института или прохаживаясь по длинным институтским коридорам, а в теплые времена года — прохаживаясь по территории института.
— Коруш, я пошел в институт почесать язык.
Это значило, что его кто-то ждет, он будет разговаривать о науке или будет кого-нибудь консультировать. Занимался же настоящей наукой он только в одиночестве, лежа на тахте, окруженный подушками". (Из книги К. Ландау-Дробанцевой «Академик Ландау. Как мы жили"[2].)
Как-то Кора, которая еще не была замужем за Львом Давидовичем, спросила у него:
— Дау, ты питаешься в ресторанах?
— Нет, я на полном пансионе у Олечки Шубниковой. Есть такой замечательный физик-экспериментатор Лев Шубников, а Олечка его жена, — прозвучало в ответ.
Даже в тюрьме[3], куда на некоторое время в 1938 году Ландау попал по доносу, физик не унывал. «Во-первых, я не боялся там, что меня могут арестовать! Во-вторых, я мог ругать Сталина вслух. Я занимался наукой и сделал несколько работ».
Как-то Ландау был приглашен в МГУ на заседание кафедры физиков, но перепутал аудитории и зашел на заседание к физикам-метеорологам. Метеорологи собрались заслушать научное открытие своего коллеги, пригласив и журналистов. У доски докладчик вдохновенно читал свой доклад, и едва только он закончил мысль, как к доске подлетел Ландау. Он обратился к докладчику:
— Вы меня, пожалуйста, извините. Я попал к вам случайно, перепутав аудитории, но мимо такой математической ошибки я пройти не могу. Если эту задачу решить правильно, то вы сами увидите — весь эффект работы сводится к нулю, работы нет, есть только математические ошибки.
В аудитории стояла гробовая тишина, а мел в руках Ландау мелькал по доске, подчеркивая ошибки. Присутствующие были поражены, а у докладчика просто отвисла челюсть. Наконец Ландау, извинившись, ушел.
Когда все опомнились, раздался крик: «Кто его сюда пустил?!»
Вот таким рассеянным был Ландау…
И еще о рассеянности.
Как-то вечером молодой Ландау пришел в гости к Коре. Шторы были закрыты, и она не знала, что на улице идет дождь. Открыв дверь и увидев мокрого поклонника, женщина воскликнула:
— Дау, там идет сильный дождь?
— Нет, дождя нет, погода прекрасная! — сказал он, снимая шляпу, с полей которой заструилась на пол вода. С удивлением посмотрев на лужу, он сказал:
— Да, вероятно, идет дождь.
— Даунька, Гарик уже школьник, — упрекала мужа Кора. — А ты играешь с ним только как с котенком. Ну хоть бы раз поинтересовался его способностями, позанимался бы с ним. Вот Яша Зельдович, Вовка и Мигдал так натаскивают своих сыновей перед школой по математике, что они в школе идут «киндер-вудами».
— Коруша, я не понимаю: кто у нас в семье еврей: я или ты? Воспитывать и натаскивать детей с детства глупо.
Ландау после автомобильной аварии попал в больницу. Его супруга, вспоминая то время, писала в своей книге «Академик Ландау. Как мы жили»:
«Наступило 12 января. С большим усилием встаю готовить завтрак Гарику. Холодильник оказался пуст, все продукты кончились.
— Гарик, сегодня на завтрак только чай, варенье, сухари. На обед то же самое. В школу не ходи, пока я не раздобуду денег.
Позже зашла Валя Щорс, жена Халатникова:
— Кора, почему вы не приходите в больницу?
— Валя, я была, но меня не допустили к Дау, вероятно, жалеючи, но очень грубо. Просто выбросили вон из больницы.
— Кора, я не понимаю вас. Да знаете ли вы, что там с этой Зинаидой Горобец, штатной любовницей Лившица, все время находится одна из девиц Дау, какая-то Ирина Рыбникова? Ее Лившиц всем врачам представляет как жену Ландау, говорит, что с Корой он не успел развестись. Вы вообще страшно распустили своего Дау! На вашем месте я бы немедленно вышвырнула вон эту девицу. (Так вот почему физики меня не пустили к Дау!) Кора, вы должны взять себя в руки, вставайте, одевайтесь и сейчас же со мной поедете в больницу. Там надо навести порядок! Эту Горобец тоже надо вышвырнуть вон из больницы. Попробовал бы кто-нибудь привести девицу к моему Исааку!
— Милая Валя, Дау — не Исаак. Если там Женька с девицами, то мне места нет. Когда Даунька придет в сознание, он сам меня позовет. Тогда порядок восстановится сам собою. Мне никому не нужно доказывать, что я жена Ландау. Валечка, скажите, ведь вы врач, есть ли надежда, будет ли он жить?
— Кора, в своем ли вы уме? Так вы не поедете выгонять эту девицу?
— Нет, Валя, я не имею права ее выгнать. Только скажите, есть ли надежда на жизнь? Будет Дау жить?
— Надежды нет никакой. Но, Кора, очень нужны деньги. Лившицы очень нецелесообразно тратят ваши деньги, они устраивают несколько раз в сутки банкеты для консилиума и физиков. Все едят зернистую икру ложками. Но ведь там еще очень многие дежурят: шоферы, медсестры и разные добровольные дежурные. Все голодны. У больницы нет на это средств. Я решила, что необходимо организовать бутерброды для всех. Денег на это надо немало».
Кора всегда пафосно писала о своем супруге. Вот один из ее перлов: «Машина легендарной, железной логики, как и счетно-вычислительная машина, была самой природой запрограммирована в клетках мозга физика Ландау».
Как-то Ландау стоял в небольшой очереди в институтской столовой. В какой-то момент по очереди пронеслось: «Привезли баранину!». У физика сразу возник вопрос:
— А баранина — это мясо?
«Разрешить этот вопрос он не мог, здесь его мозг был бессилен», — уточнила для потомков его жена.
Аспирант дал Ландау его книгу и попросил: «Лев Давыдович, подарите мне вашу книгу с остроумной надписью».
Ландау надписал: «АСПИРАНТУ ТАКОМУ-ТО С ОСТРОУМНОЙ НАДПИСЬЮ».
Как известно, на кабинете Ландау, который был назначен завкафедрой общей физики Харьковского государственного университета, под его инициалами и фамилией красовалась жирная приписка: «Осторожно, кусается!»
Однажды на семинаре по квантовой физике у доски стоял Дирак[4] и читал лекцию на английском языке. Ландау считал, что Дирак не понимает по-русски и время от времени в спину Дираку говорил: «Дирак-дурак, Дирак-дурак».
Дирак оборачивался, но Ландау замолкал. А когда отворачивался, Ландау снова повторял: «Дирак-дурак, Дирак-дурак».
Наконец ученому Дираку это надоело, он подошел к Ландау вплотную и сказал на чистом русском:
«Сам дурак. Сам дурак». (Из книги воспоминаний М. Бессараб «Ландау»)