На улице было очень красиво, светло и зябко. Я поднял воротник плаща.
, засунул руки глубоко в карманы и по тихим кривым арбатским переулкам пошёл в сторону Калининского проспекта. Луна перекатывалась по крышам небоскребов, а небо было густо-синее, в белых мазках редких облаков. Медведица повисла вниз головой, светофоры безмолвно наливались пунцовой краснотой, и, когда она становилась невыносимо яркой, огонёк будто лопался и вместо него вспыхивал зелёный, ласковый, зовущий, успокаивающий. Сиреневые ртутные фонари отражались в огромных стеклах витрин, и казалось, что множество маленьких лун осталось ночевать в пустых магазинах и кафе. Из окон ювелирного салона «Малахитовая шкатулка"на меня смотрели элегантные некрасивые женщины, украшенные драгоценностями, и все в них было ненастоящее-драгоценности, замерзшие фотоулыбки и сам призыв покупать драгоценности. Настоящим было только их одиночество в гулкой красоте пустынной бесконечной улицы, роковая невозможность преодолеть сто метров до витрины кинотеатра, где так же замерли картонные киногерои, лихие, бесстрашные, могущие все на свете, кроме одного-пройти сто метров по улице, чтобы скрасить своё ночное одиночество хотя бы с хозяйками ненастоящих драгоценностей…
Из романа "Гонки по вертикали".