Глава 2. Когда я открываю глаза.
…Когда я открываю глаза, все вокруг меня оказывается белым. Белый потолок, белые стены, белый пол. Но это не похоже на Овальную Башню. Здесь до ужаса холодно. Или, может, постоянное гудение машин создает такое впечатление? Я не могу двигаться и просто смотрю вверх, на потолок.
Где я? Что со мной?
Медленно поворачиваю голову и натыкаюсь взглядом на стену. В памяти почему-то всплывает сцена из прошлого.
…Коджаку медленно сворачивает газету в трубочку и хлопает по стене, возле которой стоит моя кровать.
— Ты чего?
— Я охочусь на мух. У тебя их тут целый рой. Аоба, летом нужно натягивать на окна сетку, чтобы насекомые не лезли в дом…
Лето… Я и забыл, какое оно. Когда мы отправились в Платиновую Тюрьму, была весна… кажется, май.
Я вспоминаю, как мы сидели за столом и Коджаку говорил о том, что когда наступит август, то на праздновании его дня рождения не будет тортов и выпивки — он купит десять или двадцать арбузов и заставит всех нас есть их целый вечер…
На этой белой стене нет мух. Вряд ли здесь вообще есть что-то живое… кроме меня.
Я медленно глотаю накопившуюся во рту слюну и поворачиваю голову в другую сторону. Там такая же белая стена.
…Нойз признается, что никогда не пробовал арбуз. Кажется, тогда он удивил всех, даже Минка. Минк стягивает с его головы шапку и дергает за волосы. Я бы уже давно кричал от боли, если бы грубые пальцы Минка проделали это со мной, а Нойз даже не поморщился. Он лишь недовольно посмотрел на меня (почему на меня?) и взял с тарелки еще один пончик…
Интересно, сколько я уже нахожусь в этой белой комнате? Когда я ел в последний раз?
Я чувствую, как оцепенение потихоньку исчезает. Значит, скоро я смогу двигаться. По крайней мере, головой мне крутить уже легче. Я слегка вытягиваю шею и вижу свою грудь с кучей воткнутых в нее иголок. Почему я не чувствую боли? Да жив ли я вообще?
— Аоба, давай устроим соревнование? Интересно, кто из нас дольше сможет не дышать?..
Детский голос Коджаку пробудил в памяти новые воспоминания. Конечно, в тот раз он победил, ведь он был старше меня.
Зато теперь я знаю, как проверить, жив я или мертв.
Я представляю, как мои ноздри зарастают кожей, словно их никогда и не было. Нет отверстий — нечем дышать. Все очень просто.
Какое-то время слушаю гул машин и смотрю на белый потолок, стиснув зубы. Вдруг перед глазами начинают плясать разноцветные круги, а в груди все сжимается. Я чувствую боль… а через мгновение открываю рот и слышу собственный вздох. Получив долгожданный кислород, кровь продолжает свое стремительное движение по венам, а я ощущаю бешеные удары пульса в голове.
Я жив.
Пытаюсь приподняться, но руки что-то удерживает. Приподняв голову, взглядом нахожу правую руку — она привязана к столу. Смотрю на левую руку — то же самое.
Я лежу на каком-то столе в форме буквы «Т»… словно распятый.
Я похож на Христа.
…Минк сидит возле моей кровати, закрыв глаза и шевеля губами. Он молится? Неужели Минк верит в Бога?
— Минк… Кому ты молишься?
— …Своим богам. У нашего клана их много…
Медленно сжимаю и разжимаю пальцы. Надо освободиться от этих веревок и выбраться из белой комнаты. Мне нужно что-то сделать, но я не могу вспомнить, что именно. Я лишь знаю, что попал в Платиновую Тюрьму и пробрался в Овальную Башню.
Но с кем?
Память услужливо подбрасывает мне все новые воспоминания: бабуля рассказывает о моей странной силе, способной уничтожать разум других людей, а потом мы решаем остановить Тоэ и отправляемся в Платиновую Тюрьму. За нами гонится полиция, и мы разделяемся… Я бегу в одиночестве, думая лишь о том, чтобы не навредить Рэну, который спит в сумке, а потом меня догоняет…
Кто меня догоняет? Я не помню.
Почему я не могу вспомнить его лицо? Какой у него был голос?
Разжимаю кулак, вытягиваю пальцы. Нет, так не получится. Прижимаю большой палец к мизинцу и медленно тяну руку к себе. Еще мгновение, и она выскальзывает из петли.
Тем, кто поместил меня в эту белую комнату, стоит поучиться у Минка вязать узлы.
Надо отдышаться, а затем освободить вторую руку. Кажется, я чертовски устал, и меня это совсем не радует. Сколько же времени я провел без сознания?
…Рэн лижет мое лицо горячим языком и заглядывает в глаза.
— Аоба, ты устал?
— Да, Рэн. День сегодня выдался не самый простой. Легче разгрузить машину с товарами для нашего магазина, чем сажать с бабулей цветы…
Белый цвет уже приелся. Я верчу головой в поисках чего-нибудь яркого, но все мои усилия тщетны. Здесь даже оборудование выкрашено в какой-то непонятный молочный оттенок, вызывающий у меня тошноту — с детства не люблю молоко.
Приподнявшись на локтях, пытаюсь заглянуть в стоящий у изголовья монитор, и, наконец, мне это удается. С непонятным наслаждением какое-то время неотрывно смотрю на ритм своего сердца, голубыми зигзагами скачущий на экране.
Точно, голубой!
С усилием стягиваю с головы все еще вялыми руками шапочку, напоминающую те, что надевают в больнице тяжелобольным пациентам, и чувствую, как освобожденные волосы волной рассыпаются по плечам.
…Пальцы Коджаку осторожно прикасаются к моим волосам, но даже этого достаточно, чтобы почувствовать резкую боль.
— Извини.
Должно быть, он заметил мое на мгновение исказившееся лицо.
— Когда-нибудь эти боли исчезнут, и тогда ты разрешишь мне постричь твои волосы, Аоба…
Оцепенение, наконец, спало, но теперь появилась боль. Я чувствую ее везде, куда воткнуты иглы, она разрывает меня изнутри.
Что со мной сделали? Зачем?
Я напоминаю самому себе сломанную куклу, но ведь я не кукла. Я не кукла?
Надо поскорее вспомнить все, что произошло до того, как я попал в эту белую комнату, и выбираться отсюда.
Я медленно сажусь и смотрю на свои ноги. Они не привязаны, и это значительно упрощает задачу. Надо лишь вернуть им подвижность.
…Подпрыгнув, я пытаюсь дотянуться до него ногой, но Нойз легко уходит от моего удара.
— Ты умеешь только пинаться и закрывать голову руками? — он хватает меня за ногу и дергает в сторону, отчего я теряю равновесие. — Дерись по-настоящему, ты же чемпион этой игры!
— Аоба, успокойся, — Рэн в человеческом облике появляется рядом со мной и прикрывает от атакующих Помощников Нойза в боксерских перчатках. — Тебе нужно сосредоточиться, чтобы не проиграть этот бой…
Мне в очередной раз надо сосредоточиться. Я медленно подтягиваю ноги к себе, сгибая их в коленях и чувствуя, как дрожит все тело от неимоверных усилий. Тяжело дыша, я оглядываю комнату в поисках двери, но никак не могу ее разглядеть. Видимо, она тоже белого цвета и сливается со стеной, а это значит, что мне придется искать ее на ощупь.
Обняв колени руками, я закрываю глаза, пытаясь вспомнить еще хоть что-то, что поможет мне прийти в себя и понять, что произошло. Хочется спать, но я понимаю, что это желание сведет на нет все мои старания, и усилием воли заставляю себя открыть глаза. Мне нужно спешить, на отдых нет времени.
— Куда это ты собрался, мой милый друг?
Я застываю, когда за спиной раздается этот вкрадчивый голос. Осторожные шаги, тихий смех — и вот он уже стоит передо мной.
— Кажется, наш малыш пришел в себя. Это хорошо. Значит, можно приступать ко второй стадии испытаний.
Неожиданно он хватает меня за волосы и рывком укладывает на стол.
— Принеси наручники. На этот раз мы лишим его всякой надежды на бегство.
— Да, хозяин.
Голос ответившего на приказ кажется мне знакомым. Я бью Тоэ по руке и пытаюсь подняться, чтобы разглядеть его невидимого собеседника.
— Эй, а ну-ка успокойся! Клиа, принесешь наручники потом, сначала помоги мне уложить его.
— Да, хозяин.
Он подходит ко мне, кладет руки на плечи и надавливает, заставляя лечь. Я смотрю в его лицо и замечаю две родинки возле подбородка.
Почему он кажется мне знакомым?
— Аоба-сан, тебе некуда бежать. Закрой глаза и постарайся успокоиться.
— Клиа, я не разрешал тебе с ним разговаривать!
Какое-то мгновение он смотрит на Тоэ, а затем смущенно улыбается.
— Я всего лишь хотел защитить его от самого себя. Простите, хозяин.
Он помогает Тоэ вновь привязать меня к столу, затем гладит меня по щеке. Его прикосновения вызывают во мне бурю эмоций… и воспоминаний. Широко распахнув глаза, я смотрю на Клиа и пытаюсь назвать его имя, но лишь беспомощно ловлю воздух ртом, задыхаясь от нахлынувших чувств. Я вижу, что его лицо и рука снова в порядке, как будто и не было тех ужасных повреждений после драки с роботами Альфа, но это вызывает во мне странное беспокойство.
— Иди за наручниками и скажи лаборантам, что я жду их здесь.
— Да, хозяин.
Хозяин? Почему Клиа называет Тоэ хозяином? Он ведь обещал, что никогда этого не сделает.
— Клиа?!
Услышав мой голос, он замирает, затем медленно поворачивается и смотрит на меня.
— Ты же обещал защищать меня, Клиа! Почему ты помогаешь ему? Почему ты привязал меня к этому столу? Клиа, что он с тобой сделал?
Слезы застилают глаза, и я мотаю головой, пытаясь стряхнуть их. Я смотрю на Клиа в надежде увидеть его нежную улыбку, но застывшее лицо робота не выражает никаких эмоций. Он кланяется Тоэ и направляется к выходу позади меня.
— Клиа, не уходи! Не оставляй меня здесь, Клиа! КЛИА!
Последнее, что я вижу, — шприц с какой-то жидкостью в руках Тоэ. Я чувствую укол в руку, а через мгновение знакомая тьма окутывает меня со всех сторон…
--
…Когда я открываю глаза, все вокруг меня белое. Белый потолок, белые стены, белый пол. Но это не похоже на Овальную Башню. Здесь до ужаса холодно. Или, может, постоянное гудение машин создает такое впечатление? Я не могу двигаться и просто смотрю вверх, на потолок.
Почему мне кажется, что я уже видел все это? И этот гул странных машин — все кажется мне знакомым.
— Очнулся?
Человек в белом смотрит на меня и улыбается. Я знаю, что мы с ним точно когда-то встречались, но не могу вспомнить, где и когда именно.
— Пожалуй, не будем тебя мучить и сразу перейдем к новой фазе исследований.
Он подносит к моему лицу шприц, и я чувствую слабый укол в щеку. Боли нет…
Вдыхая едкий запах каких-то препаратов, я устало закрываю глаза и погружаюсь во тьму…
--
…Когда я открываю глаза, все вокруг меня белое. Белый потолок, белые стены, белый пол. Но это не похоже на Овальную Башню. Здесь до ужаса холодно. Или, может, постоянное гудение машин создает такое впечатление? Я не могу двигаться и просто смотрю вверх, на потолок.
Бесцветная жидкость медленно капает вниз, капля за каплей. Различные трубки пронзают мое тело, как будто меня кусают маленькие змейки.
Как часто мое тело пронзали и кололи до этого момента? Я не помню. Они снова и снова проводили на мне мучительные тесты. Я больше ничего не могу чувствовать. Я все забыл.
Теперь все заключено лишь в этой белой комнате, полностью изолированной от остального мира.
Меня больше не волнует, буду ли я жить или умру.
Я открываю рот и слышу свой собственный слабый вздох.
Осторожные шаги — кто-то идет сюда. Вероятно, очередной исследователь в белом.
Но вместо этого в поле моего зрения оказывается что-то яркое и цветное. В моем стертом мире он подобен яркому свету. Свет, что так ярко светит, пленяет меня. В тот момент, когда я увидел две темные родинки возле подбородка, печаль и радость всколыхнули мою грудь.
— Аоба-сан.
Он улыбается — той прежней, почти забытой мною улыбкой, которую я уже и не мечтал увидеть.
— Теперь мы всегда будем вместе. Тоэ дал мне разрешение. Навсегда, навсегда! Ты мой!
Он гладит меня по щеке, и я чувствую холод его длинных тонких пальцев.
— Я никогда не стану человеком. И поэтому я хочу, чтобы ты стал таким, как я. Я хочу, чтобы ты остался красивым… Нет. Я хочу сделать тебя еще красивее. Похожим на куклу. Мне просто нужно убрать все ненужные кусочки. Куклам не нужна свободная воля, Аоба-сан.
Я слышу радость в его голосе, и это успокаивает меня. Пусть делает, что хочет, разве я могу ему запретить? Самое главное, что мы наконец-то вместе и я помню его, пусть даже забыл все остальное. Прежней жизни нет, как нет и прежнего меня. Есть только Клиа и его желание, которое он хочет воплотить в жизнь. Ему нужна кукла, послушная его воле, его чувствам.
И я стану этой куклой…