Двадцать пятый кадр
Мой сосед, решивший раз и навсегда покончить с вредными привычками вроде курения, начал путь к здоровому образу жизни с посещения одного из окружных отделов паспортной службы.
— Хочу сменить фамилию, — заявил он.
Сотрудников паспортной службы удивило такое желание, поскольку фамилия посетителя была весьма распространённой — Распутин. Однако её обладатель настаивал на смене, аргументируя свою просьбу тем, что именно его фамилия склоняет его к порокам, от каких он хочет избавиться. Что ж, паспортисты вникли в ситуацию и пошли навстречу, поинтересовавшись:
— А какую новую фамилию желаете получить?
— Путин, — был ответ, после которого паспортисты стушевались: — Я знаю, чья это фамилия, не волнуйтесь! — наставительно сказал он. — Мне хочется быть, как Путин, — непьющим и некурящим, а ещё и борьбой займусь, только не японской, а греко-римской, как Карелин…
Кто такой Карелин, в паспортном отделе не знали, поэтому мой сосед коротко информировал:
— Карелин — наш, сибирский, чемпион мира. И олимпийским бы стал в Сиднее, да его засудили…
— Красивая фамилия, — переглянулись сотрудники паспортного отдела, которых продолжало смущать желание моего соседа обрести именно ту фамилию, на какой он настаивал. Вроде бы желание посетителя хоть и простодушно, но искренне, однако мало ли что у него на уме. Но и отказать без очевидной причины было уже неудобно: сами же дали предварительное согласие. А тут такая возможность откорректировать оплошность. И ему сказали:
— Вы же вылитый Карелин! С такой фамилией только новую жизнь и начинать — горы свернёте!
Ещё через полчаса дифирамбов в свой адрес мой сосед написал в заявлении, что хочет носить фамилию Карелин. И теперь с волнением ожидает получения нового паспорта, привыкая к здоровому образу жизни, поскольку, побывав в паспортном столе, удивительно легко бросил курить и выпивать.
— Да ничего тут нет удивительного, — объяснил мне это чудо известный омский психотерапевт Сергей Пустынников. — Фамилия, полученная от предков, и правда нередко программирует жизнь и даже судьбу человека. Ведь «офамиливаться», скажем так, на Руси стали всего несколько столетий назад, крепостной люд до этой новации фамилий не имел, только имена да прозвища, и прозвища чаще всего и становились фамилиями. Скажем, был крестьянин Федька, награждённый обществом за его пристрастие к пьянству прозвищем Пьянь, — вписывали его в пофамильную книгу именно под этим прозвищем или его производными — Пьянов, Пьянков, Пьяницын. Была, предположим, Марфа, напропалую гуляющая с мужиками или распутничающая с барином, — записывали её Гулёной, Гулящей или Распутиной. И наследовавшие эти фамилии несли их, как крест. Не все поголовно, конечно, но многие. Вспомните хотя бы прекрасного омского поэта Аркадия Кутилова, прокутившего свой талант и сгинувшего бомжем в теплотрассе.
— Да, но от перемены мест слагаемых сумма не меняется, — возразил я тут Пустынникову. — Ну, сменил бы Кутилов свою фамилию, предположим, на фамилию Непьющий — и что, изменилась бы и его судьба?
— Не стопроцентно, но вполне вероятно, потому что такой осознанный шаг — это уже попытка перепрограммирования своей психики, — был ответ. — Это как двадцать пятый кадр — вот он я, такой-сякой, на видимых двадцати четырёх кадрах, а на невидимом двадцать пятом, в подсознании, совершенно другой — каким хочу быть. И ваш знакомый Распутин, ставший, пусть пока он и не получил новый паспорт, однофамильцем знаменитого сибирского борца и богатыря, уже настолько проникся новой сущностью, что, похоже, здоровый образ жизни станет для него обыденным навсегда. Это, можно сказать, самокодирование…
Может быть, это действительно так. Но я вот представил на мгновение, что сменю свою фамилию не на какую-то чужую, а, скажем, с отцовой на мамину, и, случайно в простенок с зеркалом глянув, себя в зеркале не увидел. Двадцать пятый кадр, наверное, засветился, а может, нет его вовсе в моём подсознании. Так что, даст бог, и своей фамилией обойдусь, пока жив, а дальше видно будет.