Христофор жил в селе под названием «Полный Алес». За околицей — лес, на горе — поставщик ветров. Христофора все знали. Здоровались. Улыбались:
— как дела, Христофор?
— да как видите, жив-здоров.
Христофор куковал на окраине, с кошкой Мышкой. Разумел по-кошачьи, он в принципе много знал. Увлекался рыбалкой, в чулане хранил мормышки, плащ-палатку, другой дополнительный арсенал. Отправлялся гулять, покупал себе хлеб к обеду. Вот часы не любил, потому не имел часов.
Но в какой-нибудь день, то ли в пятницу, то ли в среду, дед садился на стул в ожидании белых сов. Кошка громко мурлыкала, ветер гудел басово. Ноты падали в печь, становились золой и мхом.
Ближе к ночи из самой глуши прилетали совы, называли дедулю снежиночным пастухом. Постигая ночное искусство слепых касаний, развлекался в сенях домовой — отставной капрал.
Христофор, недовольно кряхтя, забирался в сани, брал медовые чёрствые пряники. Кнут не брал.
Даже петли дверные чеканили без запинки: если снег, если лёд, если улицу замело — нет работы важней в январе, чем пасти снежинки, нет занятия лучше летания над селом. Колдовала луна, не прося дорогой огранки. Кошка щурила морду в окошко, дразнила пса.
А когда Христофор уставал, то снижались санки. Улетали суровые совы назад в леса до момента, пока не назначат подручным средством. Летом Смерть забрала Христофора — он был сердит.
Говорят: если очень внимательно присмотреться, до сих пор ещё можно заметить, как он летит. Кошка Мышка живёт у Петровича. Быт непрочен и Петрович рассеян, хотя он следит за ней и склоняется к выводу: кошка скучает.
Впрочем, она тоже гоняет снежинки, но без саней. И в какой-нибудь день, предназначенный для разбега (это просто конфуз — без контроля оставить двор), кошка смотрит, как кружатся в воздухе хлопья снега, как порхает снежинка по имени Христофор