В доме Н. всем чего-то не хватает.
Игорю с первого этажа до пенсии не хватает пяти лет. Дело-то поправимое вроде. Хочешь того или нет, а время несёт тебя к пенсии. Но печаль в том, что Игорю и здоровья не хватает, да и средств, чтобы подлечить уставший от обыденности организм. Он протягивает руку навстречу пенсии, но никакой ответной реакции не наблюдает. То есть Игорю не хватает так, что ничего тут не поделаешь. Игорь понимает это и существует дальше имеющимися навыками и безразличным отношением к действительности.
Тапкину не скопить на бутылку. Из-за этого ему не хватает многого: терпенья, чтобы выносить окружающих, розовых очков, чтобы смотреть на мир, сил в коленях, чтобы держать себя, и многого другого, о чём Тапкин лишь подспудно догадывается, когда бывает вынужденно трезв. А недостающей мелочи ему никто не подаст и не решит всех его проблем разом. Поэтому переживания Тапкина сопоставимы с самыми трагичными.
Алику Симоняну не хватает времени. Никто не знает, зачем оно ему, но он всегда жалуется на его нехватку. «Времени нет ни на что», — говорит он. Но ведь слова эти произносит, значит, на них время есть? Спит, ест, телевизор смотрит. Значит, время есть? Но жалуется. А вот дать ему много мешков времени, да что там мешков, несколько товарных составов времени — что он будет с ним делать? Вот стоит состав на запасных путях, Алик Симонян приходит к нему раз в неделю, отрезает кусочек времени и счастливый уходит. После этого он будет говорить, что времени у него полно, а что с ним делать, непонятно. Собственно, и без этого состава времени у него навалом, но он этого не осознаёт, наверное.
А Лёве Сидикину — немного усилий, и он почти у цели. У какой — неясно, но он любит всем говорить, что ему пять минут до цели. Уже год как пять минут до цели. У него тоже со временем что-то не так. Эти пять минут никак не проходят. Цель так и маячит перед ним, как красная тряпка перед быком. Кажется, что Лёве ума не хватает, чтобы дойти до этой самой цели. Или чтобы уйти от неё. Или обойти. Только он сам никогда не признается в этом. Кто ж скажет прямо: «Знаете, у меня всё хорошо, но мне ума не хватает»? Времени — да, пожалуйста. Сил — да. Рук не хватает — это, конечно. Но никто не скажет, всё у меня есть, ума нет.
Марату вроде всего хватает, но он этого не осознаёт. Стало быть, понимания недостаточно. Не знает, что ему нужно. Всё что нужно, вроде есть. Или всё, что есть — ему нужно. А чего нет, без того обходится. Подарит кто-нибудь что-то, возьмёт с радостью. Приспособит, если нужда в вещи неочевидная. Или сам приспособится к новому. Но чувствует, что чего-то не хватает, да сформулировать не может. Тоска общая от того, что жизнь идёт, а ему чего-то всё же недостаточно.
Юле с четвёртого этажа надо бы мужика найти. Они у неё то появляются, то исчезают. Неисчезающего мужика ей не хватает. Примеряла многих — всё не то. То скучно, то ненадёжно, то содержать слишком дорого. Иногда думает, что одной-то лучше. Только как это окружающим объяснить? Хотя порой по вечерам такая тоска вдруг берёт, что плачет, уткнувшись в подушку отсутствующего мужика. Не хватает ей всё-таки, не хватает.
Володе нервов бы побольше. На всё. Как он с нехватающими нервами живёт — необъяснимо. Еле жену выносит, детей, внуков. Без них не может, но еле выносит. Он и себя едва терпит. Жена ему говорит, что нервные клетки не восстанавливаются, а он в ответ: «Да я сам уже не восстанавливаюсь. Что мне нервные клетки?!» Так и живёт.
Михаил Давидович не понимает, как Гоголь мог сжечь второй том «Мёртвых душ», и от этого страдает. Считает, что в мире ничто не исчезает бесследно и что где-то этот второй том есть. Хотя бы на небесах. И нет ему покоя никакого. Всё ощущает витающий в воздухе второй том, да схватить не может.
Саше не хватает трёх миллиметров в ботинках, чтобы они ему были впору. Так и носит. Слегка натирают, но терпеть можно. И в жизни так: терпеть можно. Поэтому всегда ему что-то не то.
У Жоры мало зубов и нет желания с этим что-то делать. Есть нечто мещанское — бежать пломбировать зубы сразу, как приспичит. Так считает Жора. А как есть стало совсем сложно, то осознал неподъёмность задачи и пошёл обитать так дальше. Уж как получается.
Дима не понимает, есть душа или нет. Если её нет, то что его так терзает изнутри? А если есть, то где доказательства? Хоть какие. Можно во что угодно поверить, но ему хочется ощутить неощутимое. Так вот и носит он своё тело в ожидании ответа на вопрос: одно ли оно или в комплекте ещё и душа имеется?
Вове не хватает смелости взять в семье бразды правления в свои руки. Во-первых, потому что их ему так просто никто не отдаст, а во-вторых, потому что с браздами правления в руках сложнее подчиняться жене, а как быть — он не знает. Так вот по инерции живёт пока, а там видно будет.
И не сказать, что всё бессмысленно в существовании жильцов дома Н. Люди как люди. Со стороны покажется даже, что счастливы вроде. Но им самим не хватает этого ощущения. Не хватает, и всё тут.