Чтобы разрушить, хватает одного только желания разрушать.
А чтобы построить…
Тут уже не хватает. Тут работать надо.
Поэтому у нас непостроеного — не сосчитать!

Послала мама семилетнего сыночка за хлебом. Он купил горячую буханку и весело побежал домой. Зашёл в подъезд, вызвал лифт и сам поехал наверх.
Но…
Но тут отключили электричество.
Ребёнок. Один. В тёмном кубике лифта.
Он испугался и заревел. (Простите семилетнего малыша)
Его плач услышала соседская девочка и сообщила маме. Мама пошла по этажам, раздвигала двери на пару миллиметров и фонариком светила внутрь. И спрашивала: ты видишь свет, ты здесь?
А когда нашла, велела ему сесть на пол. Чтобы не устал. Неизвестно, сколько ждать придётся.
— Садись на пол и ешь хлеб. — сказала мама, и ребёнок успокоился.
А скоро и свет дали.
И сын пришёл домой, и принёс обгрызаный хлеб.
Тогда мама купила крохотный фонарик и повесила его на ключи сына. На всякий случай.
А сын убедился, что мама его любит и всегда поможет.
И за обгрызаный хлеб не станет ругать, и за грязные штаны…
Главное — они вместе.

Это была какая-то турбаза с лёгкими деревянными домиками. Я вышла на улицу. Меня удивила чёрная земля, гладкая, как будто расплавленная. Застывшая лава.
В пяти шагах от двери была вода. Чистая-чистая, прозрачная, тёплая. Дальше меня удивил берег. Он отвесно уходил в воду на огромную глубину.
Океан…
Берег всего на ладошку поднимался над водой. И глубина не пугала. Там было удобно купаться.
В помещении висела карта.
Я спросила, где мы сегодня остановились. Мне ответили: Байя
Я нашла на карте Baija. Похожий на каплю залив и на левом берегу город.
И всё. Я проснулась.
Пока сон не улетучился из памяти, я взяла атлас и нашла то место, которое видела во сне.
Марокайбо.
Венесуэла.
И теперь мучаюсь, мне туда НАДО.
Вот, чего оно мне привиделось?

Вам надо научиться, господин Талер, — сказал Треч, — заменять в будущем свою улыбку чаевыми. В большинстве случаев чаевые производят гораздо более сильное впечатление.

Никогда не называйте своего полного имени, мой милый! Вполне достаточно сказать «да», причём, таким тоном, чтобы дать почувствовать недовольство: ведь вас потревожили. И никогда не говорите «большое спасибо», если вам сообщают, что автомобиль вас ждёт. Совершенно достаточно буркнуть «хорошо!». Богатство обязывает к определённой невежливости, господин Талер. Очень важно уметь держать людей на расстоянии.

Открылся у нас магазин «Закрома».
Гипермаркет.
ЗАКРОМА.
И меня шокирует, когда говорят: «я пойду в ЗакромУ» или «я купила в ЗакромЕ»…
Слух режет.
Ну, неужели они забыли, что значит простое слово «закрома»?

…Она выросла в обеспеченной, жизнерадостной семье, вышла замуж за обеспеченного, жизнерадостного человека, и старость у неё была тоже обеспеченная и жизнерадостная. Она знала об узких переулках в больших городах только из трогательных историй, над которыми проливала горькие слёзы, а про ссоры, зависть, коварство и тому подобные вещи слыхом не слыхала, да и не хотела слышать.

Я видела сегодня звездопад.
Я сидела на склоне горы, где-то далеко внизу, во тьме, была земля, а по чёрному небу летели искры, оставляя короткий след. Их было множество, они не успевали гаснуть…
Я хотела загадать желание, но боялась не успеть.
Желания мелькали в моём сознании, не успев сформироваться, со скоростью звездопада. И я подумала, что мне достаточно всего лишь ОДНОГО желания.
Так и не выбрав, я сидела и любовалась падающими звёздами, а время лениво текло мимо…
И только утром я поняла, что это был сон.
Я проснулась в своём доме, в низине, где нет поблизости такой горы, сидя на которой можно любоваться звёздами…
… А жаль…

Прошёл год.
Прошёл ещё один год…
А что такое год для мироздания?
Это один поворот вальса, который танцует наша планета…

Деньги делают людей
серьёзными … и …
… и дураками.

Август.
Семь часов вечера.
За окном — темень.
Скажите, что случилось с природой?

Проснулась в пять утра.
Лежу и наблюдаю, как приходит рассвет.

А у нас сегодня был первый учебный день.
Вы скажете — август?
Ну и что.
У нас это называется «разгонная неделя».

… Ему представлялись те годы, когда он молодой, здоровый, богатый и могущественный, свою молодость, свои силы, свои богатства и свою власть употреблял лишь на то, чтобы исполнять свои прихоти и убивать время, между тем как один за другим проходили дни и годы. Когда же время было убито и наступила старость, он увидел себя одиноким человеком, несмотря на окружавшую его пышность и богатство; он видел людей, которые ненавидели или боялись его, и людей, которые льстили и раболепствовали перед ним, но ни одного, который бы действительно интересовался тем, жив ли старый граф или умер…

Пять утра.
Пытаюсь уснуть.
Нет. Её величество Бессонница не уходит.

Сплю.
Что-то начинает шуршать.
Так может шуршать газета или целлофан.
Тихо. Громче. Громче. Ещё громче…
Встала. Включила свет.
Тишина.
Выключила. Шуршит.
С третьего раза поняла: фольга на балконном окне.
Но почему она затихает, когда я свет включу?

Итак, я упала с велосипеда.
Падение моё длилось долго, секунды четыре.
Сначала пришло убеждение, что сейчас я упаду. И был ступор.
Я могла свернуть, могла остановиться, но ничего этого не делала. Ступор. Ехала я медленно, возможность управлять была. И когда я уже наехала на бордюр, начался сам процесс падения.
Слева возникла непреодолимая сила, двигающаяся меня в правую сторону.
Сначала я просто поставила ноги на асфальт.
Под воздействием этой силы я упала на правое колено и уронила велосипед. Давление продолжалось. Дальше я падала на локоть. Сила не ослабевала. Противоречивые мысли говорили, что уже всё закончилось и что сейчас будет ещё хуже. Тогда я упала на плечо. И напоследок я ушибла кисть правой руки. Теперь сила растаяла, как будто проскользила надо мной, а я так и не долетела головой до асфальта.
…
Подобные падения случались со мной и раньше, раза три.
И всякий раз было ощущение непреодолимой силы. А направление падения не совпадало с направлением движения.

Сегодня я упала с велосипеда.
Скажете — ничего страшного?
Нет.
Страшно.
Страшно падать с велосипеда на глазах у внука.
Что он обо мне подумает?

Была у меня знакомая девочка Наташа.
В детстве она не выговаривала «ш». Поскольку она называла себя НатАта, к ней прилипло прозвище НататА.
Однажды в первом классе мы пошли на экскурсию. И там мальчик, очень вредный, кстати, мальчик, её обижал.
То ли толкал, то ли за косички дёргал. И она прибежала к учительнице:
— Надежда Петровна, а чего он!
И учительница приструнила хулигана.
А Наташка радостно заплясала под собственный напев: ритати-да, ритати-да, ритати-да, рита-та!
.
Мне ситуация показалась забавной и я рассказала об этом всем. И добавила: а давайте теперь звать её РитатА!
Поскольку новое имя оказалось созвучно прежнему, к нему привыкли быстро. А классу к пятому даже сократили. И стала она просто Рита.
Представляете, кругом все Лены, Светы и Наташи, а она — Рита. Одна.
Я никогда не спрашивала, нравится ли ей это прозвище. А вот теперь задумалась.

Если человек к своему имени добавляет слово «поэт», каждый читатель подсознательно ожидает от него литературных строк, написанных по всем правилам русского языка.