Жизнь прошла, пролетела… И мелькают в душе воспоминания. Незначительные, простые, номилые. Впечатления прошедшей жизни. Там, в России, они казались окружающим пустяками. Но почему-то память о них радует, радует так светло…

***
Жил я далеко от Москвы, в глухом месте, у небольшой речки, за которой начинался огромный бор Красный Яр. Речка Нерля была маленькая, как ручей, она шла по лугу близ дома моего, извиваясь в камышах и кустах и переходя в большие плёсы, которые лежали по низу луга, у самог…
… показать весь текст …

ФАВН.
Плешивый фавн из темной глины,
Плохой конец благих минут
Вещая нам, среди куртины
Смеется дерзко, старый плут,

Над тем, что быстрые годины
Нас к этим праздникам ведут,
Где так грохочут тамбурины,
Но где кручины стерегут.

«…однажды увиденное не может быть возвращено в хаос никогда.»

Дети солнечно-рыжего меда
И коричнево-красной земли-
Мы сквозь смерть во плоти проросли,
И с огнем наша схожа природа.

Подымаясь к огню на высоты,
Припадая бессильно к земле,
Неустанно мы строим во мгле
Наших тел шестигранные соты.

В них огонь претворяем мы в мед.
И, поднявшись над солнечным краем,
Точно свечи из воска…
… показать весь текст …

Чтобы проявить глубинную двуличность, человек должен обладать одним из двух качеств: либо беспардонным тщеславием, либо непрошибаемым эгоцентризмом. Он должен верить в то, что все в этом мире вращается вокруг него, что людьми можно помыкать как вздумается, а также, что сам он — пуп не только собственного мира, но и всех миров, населенных другими.

Рецепт Мефистофеля

Я яд дурмана напущу
В сердца людей, пускай их точит!
В пеньку веревки мысль вмещу
Для тех, кто вешаться захочет!

Под шум веселья и пиров,
Под звон бокалов, треск литавров
Я в сфере чувства и умов
Вновь воскрешу ихтиозавров!

У передо`хнувших химер
Займу образчики творенья
… показать весь текст …

* * *
Мне грезились сны золотые!
Проснулся — и жизнь увидал…
И мрачным мне мир показался,
Как будто он траурным стал.

Мне виделся сон нехороший!
Проснулся… на мир поглядел:
Задумчив и в траур окутан,
Мир больше, чем прежде, темнел.

И думалось мне: отчего бы —
В нас, в людях, рассудок силен —
На сны не взглянуть, как на правду,
… показать весь текст …

В России всегда были гуманные законы и кнутобойные указы.

Самая благотворная и полезная для человечества идея, если она вводится правительством в подвластной стране по принуждению, быстро делается божьим наказанием народу.

Суд истории не лицеприятен. Но для того, чтобы он был справедлив, одной воли к нелицеприятию мало. Чтобы судить верно, история должна опираться на документы и сведения, добываемые из современников данного лица или события. Без этого все ее оценки не стоят ничего. Только после того, как материал накоплен, начинается пресловутый «суд». Дело его—разобраться в документах и показаниях, отделить правду от лжи, точное от неточного и проч. Тут и сами свидетели попадают под этот же суд.
Не судите, да не судимы будете.Мф.7:1

«Луч солнца приводит в движение и чудовищный маховик гигантской паровой машины, и кисть художника, и перо поэта».

***
Я лицезрел небесную печаль,
Грусть: ангела в единственном явленье.
То сон ли был? Но ангелам не жаль.
Иль облак чар? Но сладко умиленье.

Затмили слезы двух светил хрусталь,
Светлейший солнца. Кротких уст моленье,
Что вал сковать могло б и сдвинуть даль, —
Изнемогло, истаяло в томленье.

Все—добродетель, мудрость, нежность, боль—
В единую гармонию сомкнулось,
Какой земля не слышала дотоль.
… показать весь текст …

Прекрасное всегда странно, но не все странное прекрасно.

О ПРОСТОМ НАРОДЕ

Огромный пестрый зверь—простой народ.
Своих не знаясил, беспрекословно
Знай тянет гири, тащит камни, бревна—
Его же мальчик слабенький ведет.

Один удар—и мальчик упадет,
Но робок зверь, он служит полюбовно, —
А сам как страшен тем, кто суесловно
Его морочит, мысли в нем гнетет!

Как не дивиться! Сам себя он мучит
Войной, тюрьмой, за грош себя казнит,
… показать весь текст …

«С одной стороны, будут возводить церкви и золотить купола, а с другой — настанет царство лжи и зла».

«И вот вновь и вновь вращаются для меня Земля и Солнце; голубизна небес и облака, озеро и лес вновь и вновь отражаются в моем живом взоре, и мир вновь принадлежит мне, и он вновь исполняет в сердце моем свою многоголосую, волшебную музыку. Я хотел бы озаглавить этот день, эту страницу пестрых листков моей жизни одним словом — вроде „мира“ и „солнца“, словом, наполненным волшебством, звучанием, словом, полнее полного и богаче богатого, словом, которое означало бы полную осуществленность, совершенное знание. И тут мне приходит в голову это слово, магическое слово этого дня, и я пишу его большими буквами через весь лист — МОЦАРТ. Это значит: у мира есть смысл и смысл этот ощутим для нас в своем подобии — музыке.»

(Из дневника 1920—1921 годов.)

Увы! и я, как Прометей,
К скале прикована своей, —
Мне коршун-горе сердце гложет,
И луч небесного огня
От рока не спасет меня
И цепь сорвать мне не поможет!

1857

Упала ли роса,
А может, отряхнули
Слезу с ресницы звездной небеса,
Когда плащом ночным взмахнули?
Зачем ронять мерцающей луне
Кристаллы звезд из дымчатой оправы
На ледяные травы?
Зачем о новом дне
Почти скорбящий ветер плачет, плачет?
Ужели это значит,
Что в этой горькой жизни, жизнь моя,
С тобой расстанусь я?

Глаза, как вас назвать?
Глаза? Пожалуй, бледно. Как иначе?
В словах высоких поискать удачи?
Сравню со звездами— солгу безбожно.
В них нет огня, и красота их ложна.
И с олнцем не сравню: огонь светила
Шальная ваша красота затмила—
Я говорю поправу очевидца.
К тому ж не вы, а солнце туч боится.
Где слов былая сила?
Виновных сами вы, что все сравненья
Ничуть мне не понраву:
Для красоты—словесной нет оправы.

Безмолвствуют леса,
И безмятежно море,
И не гуляют ветры на просторе.
Высокий свет луны
Горит во мгле, как символ тишины,
И негам не случайно
Мы предаемся тайно:
Да будут в час любви
Беззвучными лобзания мои.