«Вера говорит: вспоминай свой грех. Вспоминай свою тоску, которая выталкивает тебя из греха (или из жизни, если иначе не выходит). Вспоминай свое отвращение. Это тоска по Богу. И она приведет тебя к Богу, если будет достаточно сильной.

Каждый из нас — Раскольников. У каждого из нас есть свой тайный грех. И каждому из нас открыта бездна Бога. Но мы ее боимся. Мы не готовы вступить в нее. И потому предпочитаем забывать грехи. Это норма. И то, что нарушает норму, мы называем болезнью. Болезненным стремлением копаться в душевной грязи."

Армянское радио спросили, был ли Ленин ученым.
Радио ответило, что вряд ли:
ученый попробовал бы сперва на собаках

Гадкий утенок идет по своей тропке без всякой цели.
Все большие дороги, железные и шоссейные, ведут из одного птичьего двора в другой, и на всяком дворе утенка будут клевать.
Вот он и идет — в сторону от больших дорог, по тропинке, где будут деревья, кусты, пригорки, может быть, лужи, а может быть, и озерко…
Но больше ничего. Надо идти и идти.
С одной, впрочем, надеждой: что этот путь без цели имеет свою собственную, скрытую, внутреннюю цель.
То, что я пишу, — для гадких утят. Для тех, кто хочет найти не другой птичий двор, а самих себя. Если вам не этого хочется, если какой-то улучшенный птичий двор вам нравится, — не читайте дальше. Это не для вас. Это не ваш путь.
Я не хочу вас соблазнять и делать несчастными, сбивать с вашей дороги. Ездите, пожалуйста, в автобусах и в поездах…
А я пошел пешком.

Пошлость — сестра Хамства. Пошлость — черта сравнительно благополучной жизни. При неблагополучии Пошлость легко уступает дорогу Хамству. Пошлость — вялая форма лихорадки прогресса, Хамство — острая (иногда летальная).

«Тех, кто идет против коллектива, коллектив сломает и слопает».

Все равно, если у человека есть стиль, его не спрячешь. Он как-то вылезает в ритме фразы, в ритме периодов, в организации целого… Стиль — это шило. В мешке его не утаишь. Стиль это не то, чего мне надо добиваться, скорее то, от чего я не могу избавиться.

…капели замёрзшей стразами слёзы дрожат…

Бог не говорит ни на одном из наших языков.
Он говорит светом, тишиной, высотой и глубиной, обнимающими нас.

— Я знаю, месье, как воздать за вашу неверность! Как только вы снимете этот платок со своей шеи, ваша голова расстанется с короной — навсегда!

С этими словами Франсуаза де ла Бом де Блан крепко завязала платок на шее французского короля Людовика XIV. Покидая Версаль, бывшая фаворитка навсегда обрекла монарха носить шелковый платок.
О как ненавидел суеверный Людовик этот проклятый платок, спускавшийся до пояса, который постоянно пачкался во время застолья, цеплялся за парик и всячески мешал!
Но оставалось только одно: ежедневно отправлять платок в стирку — и утром одевать снова.
Разве можно было позволить себе из-за какого-то платка лишиться монархии?
Узнав эту историю и удивляясь долголетию монарха, титулованные особы стали приходить на званые обеды с такими же платками!
Именно так началась история галстука — с маниакального суеверия французского монарха!

«По вере вашей да будет вам», — сказал Христос.
И хотим мы этого, или не хотим, именно на нашей вере и возводится здание всей нашей жизни.
Но разве не страшно строить не на монолите веры в Бога, не на фундаменте Вечности, а на разнообразных приметах, талисманах и гороскопах?
Не потому ли и трещат наши судьбы по швам, что вместо крепкой основы, в жизни — одна мишура суеверий?

Ведь суеверие рождается в глубинах человеческой души, когда она опустошена.

Главный соблазн суеверия — в его необремен…
… показать весь текст …

Долг заменяет человеку любовь
(к Богу или к другим людям), как костыль заменяет ногу.
Большинству из нас постоянно нужен костыль,
но, конечно, глупо опираться на него, когда наши собственные ноги (любовь, вкусы, привычки) способны дойти сами!

Когда творчество замыкается на себе самом, превращается в «искусство ради искусства», оно становится молитвой в никуда. Оторвав человека от бренной земли, оно всё кружит и кружит его в небе — но, не имея цели, снова опускает обратно.
В ту же грязь.
Тот же серый день.
Ту же пустоту, еще более разбередив и так больную душу.
И как по-другому несется ввысь молитвенная песнь под расписными сводами белокаменного храма…

«…наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира:
ибо алкал Я, и вы дали Мне есть;
жаждал, и вы напоили Меня;
был странником, и вы приняли Меня;
был наг, и вы одели Меня;
был болен, и вы посетили Меня;
в темнице был, и вы пришли ко Мне.»

Я люблю покой. Чем спокойнее, тем лучше. Это как дождь: тихо приходит и так же тихо уходит, и никто не обращает на него внимания. Люди стараются не замечать капель дождя, они просто отгораживаются от них. Так и я: если вы все не будете замечать меня, я буду только рада.

«Птицы слетаются к подобным себе, и истина обращается к тем, которые упражняются в ней»

Мне снятся квартиры, дома, переезды,
Где пола нет, окон и даже нет лестниц.
Где жить невозможно, но надо, придётся.
Где страшно остаться и сердце так бьётся,
Что выскочить хочет, на землю упасть
И в ней раствориться-растаять, пропасть.

Брожу по пустым и заброшенным хатам…
За стенкой ругаются яростным матом,
А деньги уплачены, мебель в пути…
Куда мне от жизни тоскливой уйти?
Здесь нет ни весны, ни зимы и ни лета.
Здесь осень в холодный туман приодета…
… показать весь текст …

В своей нелёгкой, непростой судьбе,
где краткою меня не часто знают,
друзьям желаю то, что и себе,
врагам же то, что мне они желают!

Зимы аромат
Ванильным шлейфом плывёт.
Канун Рождества.

Беззвучные споры,
Бесплотные тени,
В тех снах, что собрала я В ветках сирени
Прозрачные краски,
Скользящие знаки
Тех призраков странных,
Живущих во мраке.
Я вся погрузилась
В загадочность снов.
Быть может и в этом
Ищу я любовь?

Э. Дзы сказал:
- Пока мы тут надуваем друг-друга, ветер надувает паруса дальних странствий.
Подумал и добавил:
- Связавшийся с людьми мелкими и сам неизбежно станет таким же.