Весна! Кто ж её не любит! Самый захудалый, паршивый голубчик по весне охорашивается, добреет, на что-нибудь там своё надеется.
Вот пролежишь всю зиму на печи, в копоти да шелухе, да не снявши лаптей; да не мывшись, не чесавшись, — уж и нога-то от грязи как все равно валенок, — хоть сам любуйся, хоть соседям показывай; уж и борода-то вся гнёздами пошла да колтунами — хоть мышей приглашай; уж и глазыньки-то чешуёй поросли, — хоть пальцами раскрывай да придерживай, а не то захлопнутся, — а придёт весна, выползет такой поутру, по весне-то, на двор, по нужде или как, — и потянет вдруг ветром сильным и сладким, будто где за углом цветы пронесли, будто девушка какая вздохнула, будто идёт кто невидимый и у калитки твоей остановился, а сам с подарками, — и стоит запселый мужик, и замер, и будто слушает, и ушам своим не верит: неужто, мол?.. Неужто?.. Стоит, глаза остекленели, борода звенит как ржавь на ветру, как колокольцы малые; рот разинул, а закрыть забыл; как взялся за портки, так и застыл, и от ног уж на снегу два круга чёрных протаяли, и уж птица блядуница ему на волосья нагадила, а он стоит, безгрешный, первым ветром омытый, на золотом свету, а тени синие, а сосульки жаром горят и наперебой работают: кап-кап! кап-кап! трень-трень! — стоит, покуда сосед али сослуживец не окликнет, мимо идучи: «Чего торчишь? Али чем подавился?» — и рассмеётся по-хорошему так, по-доброму, по-весеннему…