Ты был когда-то влюблен в неё, а она в тебя,
но мы в новый день не всегда то, что нужно, тащим.
И прошлое становилось незначимей воробья,
затёртое в хлам разухабистым настоящим.
Она растворилась во мгле, твой покинув стих,
в беспощадном чаду июля, в дожде наклонном…
Ты, возможно, любил других, и она — других,
перейдя Рубикон, не считавшийся Рубиконом.
И прошли вот так, в золотом угаре, десятки лет;
время рушило замки, корчилось и ветшало…
И однажды его затупившийся злой стилет
уколол и тебя ядовитым змеиным жалом.
Жизнь ушла в полынью, подскользнувшись на тонком льду,
в черноту неживой воды, подточившей камень…
Ты на койке больничной в предсмертном хрипел бреду,
а вокруг цепенели врачи, разводя руками.
Впереди был тоннель, светоносным маня кольцом,
привлекая собою измученного скитальца…

Только вдруг,
ни с того, ни с сего,
ты увидел её лицо.
Просто вспомнил зачем-то улыбку ее и пальцы.
И вода разошлась, обнажая придонный ил,
и, мечи побросав, отступили и смерть, и скверна…

Ты негаданно выжил, нарушив расклад светил,
ибо Бог есть Любовь. Ибо Бог есть Любовь.
Наверно.