К семнадцати день выгибается по-кошачьи
К семнадцати день выгибается по-кошачьи,
жмурится щёлками полуразбуженных фонарей,
катит остаток рабочего времени, словно мячик,
гонит его к порогу — скорей, скорей!
В сумку летят вселенные и отчёты,
флешка с молчальными письмами, блеск для губ.
«Молнией» резко вжикнув, припомнишь что-то,
но снова «что-то» рассеется на бегу.
Сумрачный город растоптанных остановок,
чрево железного зверя, нечуткий свет,
взгляд незнакомца тягуч и прилипчив, словно
он — шерстяная нитка, а ты — вельвет.
Отгородившись хрупкой стеной молчанья,
ты проживаешь долгие полчаса,
остро мечтая о пледе и кружке чая —
как о самой возможности помечтать.
… Там, за порогом, гуляют единороги —
мерно дыхание жизни, круглы бока.
Определённо, к ним кто-то приставлен богом,
и до эдемского змея — века, века…
В сумке вселенные полнятся светлячково,
в письмах намоленных шепчутся мотыльки.
Вжикает «молния» — и вылетает слово
в город потёртых улиц и хмурой зги.
Copyright: Ирина Валерина, 2011