В приют зонтов и мыльниц «Кодак» — надежд и обещаний сток — приду, такой, в Бюро Находок, и, унимая холодок в груди, досужий посетитель, задам убийственный вопрос:
— Я потерял любовь, простите, никто случайно не занёс?
И будет вид мой просто жалок, и под молящий взгляд: «Моё!» её положат на прилавок, смахнув какое-то бельё. Но пергидрольной тёте Маше защемит под хвостом вожжу:
— А чем докажете, что ваше?
А правда, чем я докажу? Рассказывай теперь, икая, от беспокойства чуть не взмок, что здесь царапинка такая, а тут замялся уголок, а вот испачкано в сиропе… Да это подтвердит любой — моё, от прыщика на попе до капли пота над губой! Но женщина не скуки ради — при исполненьи человек — ответит:
— Справку предоставьте или, по крайней мере, чек.
И не докажешь. Спорить глупо: вон, их, пропащих, целый ряд. Они похожи друг на друга, на чей-то равнодушный взгляд; лежат себе — дрова дровами, заполнили стеллаж большой, с оторванными головами и потрошёною душой. И ты, опустошён от крика, болванчик на ногах прямых, уйдёшь, такой же горемыка в ряду похожих горемык, и будешь жить с тоской потери, весь — память, зрение и слух, чтоб видеть призрак в каждой тени и вздрагивать на каждый звук.
Да будет так.
И поделом.
Ведь
нас поздно, кажется, менять:
мы не научимся не помнить
и не разучимся терять.