Труднее нет науки, чем прощать (не мелочи — укол их не фатален),
а то, что за один какой-то час способно уничтожить все скрижали,
которые ты сам себе писал… такое я прощать не научился,
как-будто скальпель вырезал в глазах доверчивую детскость и лучистость.
Трудней всего себя простить за то, что не прочуял что-то, не увидел,
круша опоры каменных мостов, как бык хлебнувший крови на корриде.
НО! даже больше, чем уметь прощать придуманные нами заморочки,
поверить и уверовать опять в дорогу многоточий, а не точек.
И гнать всех «доброхотов» и каркуш, тасующих унылый личный опыт,
а лучше взять на мушку и под туш всадить им дробь в трясущиеся @опы.
Намного больше суетливых слов — уметь молчать, глазами видя душу,
словесной шелухи сорвав покров, молчание молчанием разрушить,
и вновь открыть захлопнутый сезам, коснувшись мыслью — «эй! сим-сим, откройся!»,
прочесть «входи» по вспыхнувшим глазам… я научился (хоть далось непросто)
не жечь, сметая броды и мосты, а строить вновь разбитое наотмашь,
поскольку знаю — есть лишь Я и ТЫ. И ничего нет в этом мире больше.
* * *
Пускай несовершенные стихи… уверен — ты простишь мою небрежность,
увидев в междустрочии строки, как хмарь лучом смывается мятежным.
Там девочка танцует под дождём и капли красят мир ультрамарином,
там танцем босоногим увлечён и я стою под тем же самым ливнем.
А капли, словно яркие зонты, спускаются, наполнив небом лужи,
там где-то в отраженьях я и ты ключ отыскали тот, который нужен.
Ключ щёлкнул и открыл нам небеса, ещё шкатулку с маленькими «если»…
Нет, сталкеры не жмут на тормоза! Они на «бис» поют всё те же песни.