Подвал освещался редким тусклым светом. Илья повернул за колонну, Ната послушно шла следом. Остановившись, Илья подрагивающей рукой расстегнул у Наты кофточку, оголил спелые груди, свел их обеими руками и, попеременно целуя растущие, превращающиеся в крупные фасолины соски, ощутил на своих губах еще не ведомый ему, ни с чем не сравненный вкус. Ната тяжело задышала.
В галопирующем безумии распаляясь необузданной теперь страстью, Илья опустил брюки, припечатал Нату к колонне, а она, охваченная желанием, уже сама вдавилась в него. Дружно взаимодействуя, они стащили колготки и трусики. Илья приподнял, взял Нату на себя и мучительно, тщетно пытался войти в нее. После больших трудов с ее помощью ему удалось незначительно продвинуться. И тут, неподвластная воле Ильи сладострастная сила превозмогла его, заставив замереть в предчувствии…
Через мгновение в многократных болезненных выплесках он испустил все, что сберегал в себе для того чудесного мига, который по глубокому убеждению Ильи, должен был быть у них торжественным и неповторимым.
Затихло частое натужное дыхание.
— Я, кажется, испачкал тебя? — виновато произнес Илья…
Из романа Владимира Эпштейна "Кайф во время тюрьмы".