Часть первая

Украинцы начинают осознавать, какую опасность представляет для их здоровья и жизни добыча сланцевого газа. На востоке страны, где уже вовсю идет подготовка к началу добычи нетрадиционных газов, местные жители во многих городах и селах начинаю восставать против империалистической, транснациональной компаний «Шелл» и властей, в том числе и местных, которые не захотели защищать интересы своих избирателей.

Примером такого сопротивления станет акция протеста «Сланцевый газ? Давай, до свидания!», которая состоится 17 марта в Харькове с инициативы Харьковской областной общественной организации «Зеленый фронт». В чем же опасность добычи сланцевого газа, чем это угрожает нашей жизни? С этим вопросом информационно-аналитический портал OSP-UA.INFO обратился к председателю организации «Зеленый фронт», экологу Олегу ПЕРЕГОНУ. Вот что он рассказал:
«Опасность добычи сланцевого газа состоит в том, что, во-первых, для каждого гидроразрыва пласта используется очень много воды. Например, первый фрекинг, который запланирован в Украине и может состоятся возле села Лесовое на скважине Беляевская-400, запланировано использовать 6 млн. литров воды. Это еще маленькое количество, бывает в десятки раз больше. Наша страна, и в частности Харьковская и Донецкая области, есть самым вододефицитным участком Европы. Харьковская область находится на 24 месте по источникам воды, то есть это одна из последних областей, здесь вода в большом дефиците. Рядом находятся населенные пункты. Если действительно такой объем воды планируется брать из водоносных горизонтов, в основном, конечно, артезианских вод, то это приведет к обезвоживанию этих территорий, грубо говоря, пропадет вода в колодцах, а вода и жизнь в селе — это одно и то же. Там, где нет воды, люди жить не могут. Именно из-за нехватки воды в стране каждые два-три года умирает одно село. Это первый комплекс — вододефицит.
Второй комплекс — это то, что украинское законодательство не готово к добыче сланцевого газа. Это не только мои слова. Украина обратилась к Соединенным Штатам Америки еще в 2011 году и попросила США помочь в подготовке к проектам по добыче сланцевого газа. USAID наняла специалистов международного уровня, которые изучили украинские реалии. И в томе втором работы этих специалистов четко описывается ситуация в законодательстве. Найдено 50 проблем, и вывод специалистов состоит в том, что украинское законодательство не готово к добыче сланцевого газа. Маленький пример. У нас использование воды при работах, связанных с добычей полезных ископаемых выведено в Водном кодексе из специального водопользования. То есть оно переведено в общее водопользование. Но это хорошо для обычной буровой вышки, где используется максимум 100 кубов воды. А если мы говорим о сланцевом газе, то речь идет об тысячах, а в перспективе, ведь особенность добычи сланцевого газа в том, что строится много скважин на небольшом участке, — миллионы кубометров воды, которые будут востребованы. И так, как это выведено из специального водопользования, это никак не нормируется, не ограничивается государством и они не платят за воду. А это очень важно, потому что для водовосстановления тоже нужны будут мероприятия. Это второй комплекс — неготовность законодательства. Вопрос, опасный сланцевый газ, или нет, это все равно, что спросить, грубо говоря, можно ездить на машине по городу или нельзя. Если нет правил дорожного движения, то нельзя, потому что это смертельно опасно. Необходимы правила, а правил в Украине нет. Мы проанализировали законодательство Великобритании, США. Там очень много ограничений для фрекинга. У нас никаких ограничений нет.
Третий блок опасности связан с использованием различных химикатов. Любые химикаты — это своего рода опасность. Представьте себе: берется 6 млн. литров воды и в них должен содержатся проппант, то есть песок, но этот песок, если говорить бытовым языком, должен плавать в воде. То есть необходимо изменить свойства воды таким образом, чтобы песок в ней держался. Для этого применяются гуаровые смолы и так далее. И вот этих веществ, которые добавляются в воду, насчитывается более 500, а ингредиентов около 100. Для того, чтобы эта вода не цвела, в нее добавляется биоцид. Биоциды — это вещества, которые убивают практически все живое, чтобы водоросли и бактерии не могли там размножатся. Также добавляются вещества, которые препятствуют слипанию, и так далее. Среди этих веществ есть токсичные, тератогенные, вещества, которые вызывают рак, то есть канцерогенные, вещества, вызывающие различные сердечно-сосудистые заболевания, и так далее. Тератогены — это вещества, которые вызывают рождение детей-уродов. То есть, это довольно „неприятная“ химия. В Великобритании запрещено хранить фрекинг-жидкость, как она называется, в открытых амбарах. У нас в Украине собираются применять именно открытые водоемы, то есть существует подход, и мы его видим, к нам, как к третьесортным людям.
Но это же все сопряжено с опасностью. Представьте себе, если в Соединенных Штатах Америки и Великобритании компания, которая применяет какую-то химию, обязана раскрыть ее состав, то у нас такого требования по закону нету. Но ведь все эти нормы безопасности всегда написаны кровью людей. Происходят какие-то утечки, люди болеют, скот дохнет, а доказать, что это связано с работой скважины невозможно, потому что никто не знает состав вещества. Поэтому в этих странах уже в требованиях в законах вложили, что нужно раскрывать состав вещества. Представьте себе, что по соседству со скважиной человек почувствовал себя плохо. Возможно, он отравился продуктами фрекинга, которые попали в окружающую среду, но как ему помочь, как его спасти от неизвестного заболевания? Не понятно. Первая экспериментальная скважина находится в 10 километров от Краснопавловского водохранилища, а это треть водоснабжения города Харькова. Если не дай Бог, но все бывает, произойдет авария, и фрекинг-жидкость случайно попадет в Краснопавловское водохранилище, а мы не будем знать ее состава, смогут ли обеспечить безопасность воды из этого водохранилища наши системы очистки, или нет? Неизвестно. Если мы знаем его состав, мы сможем тогда проверить и теоретически рассчитать, что будет, как будет. А так, даже теоретически, невозможно рассчитать. Мы знаем, что там толуол применяется, бензол, дестилят нефти, но другие вещества на одних скважинах применяются, на других — нет. Это все зависит от целого ряда обстоятельств.
Четвертый комплекс опасности связан с радиацией. По нашим нормативам, и это реально так и есть, все, что глубже 1200 метров, считается априори радиоактивным, там очень много стронция, там очень много урана, там очень много радона, и других радиоактивных элементов. Собираются добывать сланцевый газ, в частности на Юзовской площадке, на глубине 4−5 километров. То есть, это намного большая глубина. Известно, что там пластовые воды и содержащиеся там породы являются радиоактивными. А что такое гидроразрыв пласта? Это под большим давлением закачивается фрекинг-жидкость, делается гидроудар, потом эта жидкость откачивается, и хранится, как мы помним, в нашей стране, в открытых амбарах. То есть, в Великобритании запрещены открытые амбары, во многих штатах США они тоже запрещены, за исключением Техаса, а у нас они будут храниться в открытых амбарах, мы будем этим дышать, возможно, это будет просачиваться в наши поля, в наши реки, грунтовые воды. Подождите, мы ведь прошли Чернобыль. Какие требования по радиационной безопасности? Никаких. Как будет это контролироваться? Никак.
Пятый блок опасностей связан с сейсмической активностью. Дело в том, что гидроразрыв пласта, как уже было показано в Великобритании, в США, провоцирует и вызывает небольшие землетрясения. Поэтому здесь тоже содержится блок опасностей. Ни одно здание в нашей части Украины не строилось с учетом сейсмической опасности. Ни один дом, ни одна высотка, ни одно сооружение не рассчитаны даже на небольшие толчки. У нас таких требований не было. Что произойдет в результате небольшого землетрясения? Есть у нас такой объект в Харьковской области, как аммиакопровод. В случае его прорыва погибает все население, которое находится в непосредственной близости от прорыва. Это очень опасное вещество. Что будет с аммиакопроводом в результате землетрясения, на которое он не рассчитан? Неизвестно. Наверное, необходимо разработать, и на государственном уровне принять, список мер и ограничений для фрекинга, не проводить его в зоне опасных объектов. А этого — нету. Мы разработали и предложили правительству критерии безопасности добычи газа методом фрекинга, но один из этих критериев не реализован. Также есть объекты с массовым скоплением людей, например, школы. Что будет со зданием школы, если произойдет гидроразрыв? Никто не знает. Реально, даже академики не знают. Потому что надо провести эксперимент. А вы хотите, чтобы этот эксперимент происходил, когда в школе будут ваши дети? Я, например, не хочу. Поэтому на законодательном уровне необходимо заложить, какие расстояния должны быть от таких объектов, а это не заложено.
Шестой блок опасностей связан с переработкой и утилизацией фрекинг-жидоксти. Например, 6 млн. литров мы закачали под землю, выкачали, мы помним, что эта жидкость несет нам радиоактивное заражение, несет нам „подарки“ из больших глубин, мы знаем, что это соли тяжелых металлов, всевозможные нефтепродукты, остатки газа, и так далее. Там могут быть и марганец, и ртуть, все что угодно. Весь этот „подарок“, по планам, которые нам сейчас известны и опубликованы, это все должно испарятся в открытых водоемах. В США подсчитали, что на расстояние до мили идет миграция этих веществ. А у нас нормативы есть по размещению таких испарителей? Нету. А там люди живут. Почему в США этот принцип до сих пор еще прокатывали, хотя там уже начинаются движения, многие штаты запрещают, ограничивают фрекинг. Потому, что это малонаселенные территории, в основном, и эти испарители размещались далеко от жилища людей. Хотя я читаю статьи в американской прессе — у кого-то крыша почернела, а что с легкими — не понятно, и так далее. Но у нас-то нет таких территорий, у нас первая скважина — Беляевская-400 — размещена на поле, это просто один из паев, вокруг крестьяне работают сапками, и всем этим дышать будут. У нас это неизбежно, вот эти запахи. А это не просто запахи, там и активные вещества, и летучие вещества, и этилен-гликоли, и толуол, и так далее. Действительно, химия довольно агрессивная, и это тонны веществ. Как будут болеть местные жители, как будет скот болеть? Об этом никто почему-то до сих пор не подумал. Я считаю, что в Украине на сегодняшний день, при сложившейся системе законодательства, при сложившейся системе нарушения законов, при сложившейся системе покрытия любого чудачества так называемого инвестора, просто для этой технологии места нету.
Я не называю многие другие опасности, которые тоже есть, которые связаны с нарушением почвенных покровов. Сам по себе факт заключения договора о разделе продукции. Что мы читаем в этом договоре? Во-первых, финальная его часть засекречена. Но то, что мы видели, и закон о разделении продукции, — ну, вы меня извините. Мало того, что компания приходит добывать из наших недр наше сырье, которое принадлежит народу по Конституции Украины, она освобождается от большинства налогов, уплат за землю, за воду, хотя она иностранная. Она не вкладывала ничего в эти недра, в эти почвы. Она еще и освобождается от проверок. Раз в три года можно только ее проверять. Но результаты проверок можно обнародовать лишь через 5 лет после окончания договора. Договор заключен на 50 лет, то есть только через 55 лет мы узнаем, что инспектор пришел на эту скважину, а там — безобразие, например, выливают в канализацию или просто на улицу фрекинг-жидкость. То есть, мало того, что механизмы контроля не совершенны в Украине, так они совсем ликвидированы для этой скважины. Так нельзя делать. Механизмы общественного контроля не только не заложены, они убраны. То есть, муниципалитет, или поселковый совет, или районный совет — ничего. Это прописано отдельной строкой — они не могут никак повлиять. Только через Кабинет министров. Грубо говоря, если сельский голова увидит, что эта жидкость льется на детский сад, он не может ограничить работу этой скважины, он должен сообщать по всей вертикали вверх, и только Кабинет министров будет принимать решение. Все поставлено с ног на голову, так нельзя делать. Тем более, что это эксперимент. Мы должны за этим экспериментом наблюдать, а украинское общество, экологические организации не имеют такой возможности. Еще и поведение очень странное. Вместо того, чтобы изначально организовать дискуссию, все это принималось волюнтаристски, директивно», — отметил эксперт.