Много столетий я видел, как ты пряла звёздную нить /ты ведь знаешь, я — звёздный мальчик/. Веретено сменила потом игла — свитер был синим, ночью светился ярче. Я же смотрел и думал: вот будет день, свитер надену, выбегу в нём на площадь. Пусть увертюрой тихо звенит метель, северный ветер флаги мои полощет.
Ты улыбалась, гладила шерсть рукой — точен рисунок диких французских лилий. Я говорил: «Ты, конечно, пойдёшь со мной — рыжее с синим, что может быть красивей? Белая улица, город в снегу и мы… Видишь огни — это светит для нас Исаакий. Город подобен руслу ночной реки — можно войти, но обратно придёт не всякий».
Ночь заливала небо чернильной мглой, небо тонуло… я слышал, как бьётся сердце. Ты засыпала рядом в ночи со мной, Бог говорил на наречии иноверца. Где-то, в конце вселенной, завёл часы хитрый старьёвщик Хронос худой рукою. Свитер был связан, нить порвалась звезды — вот мы стоим и смотрим на снег с тобою.
Вечные дети, как много у нас имён. Мир осязаем: ступени, Исаакий, площадь. Только на площади важен один закон: звёздные нити враз проверять на прочность.