Моление о чаше.
Знаешь, папа, так тихо в рощице.
Ни зверей кругом, ни людей.
Мне совсем умирать не хочется,
даже ради твоих идей.
Ну не звали б меня учителем —
был бы плотник, пастух, рыбак…
Папа!
Можно не так… мучительно?
Или лучше — совсем никак?
Да скрутил бы ты в небе дулю им,
откровением для властей.
Ты ж меня не спросил — хочу ли я жизнь заканчивать на кресте.
Милосердия мне бы, толику —
нож под сердце, в кувшине яд,
как представлю — в печенках колики
и озноб с головы до пят,
и душа, словно заяц, мечется —
перепугана и проста.
Извини… я — сын человеческий
от рождения до креста.
С чем сравню эту жизнь? Да с ветошью —
руки вытер и сжег в печи…
А Иуда два дня не ест уже
и неделю уже — молчит.
Плохо, папа, ты это выдумал,
хоть на выдумку и мастак.
Может, ты их простишь? Без выкупа?
Просто так…