Феминизм: женская критика справа
Разговаривая с людьми о феминизме, я сделала странное открытие — оказывается, для многих феминистка — это до сих пор коротко стриженая дама в штанах с цигаркой в зубах, или бизнес-леди в костюме с низким грудным голосом, такой, знаете, фетиш своеобразный. Люди чаще всего относятся к современному феминизму либо как к фрической идеологии — «взбесившиеся пилотки», «не хватает мужика», «Валери Соланас», либо просто нейтрально-либерально — «ну, пусть сражаются за права, почему нет?». Еще чаще они недоумевают — почему я, женщина, которая работает в весьма специфической области (экзотические танцы, танцы со змеями, работа моделью), агрессивно отношусь к феминизму, тогда как «именно он мне все дал». Я утомилась объяснять, что «все» и мне, и большинству женщин дал как раз чисто «мужской» американский капитализм, консерватизм, пинап и развлекательная культура 20-х годов, когда в «страшных расистских шовинистических США» поднимались такие звезды, как Саджи Джексон, блестящая черная танцовщица, стриптизерша, певица и актриса. В связи с тем, что заблуждений и стереотипов — тонны, и каждый раз объяснять все заново — выше моих сил, я решила попытаться коротко описать, что из себя представляет современный феминизм в том виде, в каком он существует на западе и будет внедряться на новых территориях.
Прежде всего надо отметить, что ранний феминизм преследовал достаточно благие цели, однако уже в 20-х годах прошлого века он начал утрачивать актуальность, а к 60-м годам в нем и вовсе пропала нужда: в США произошла сексуальная революция, в Европе практически закончилась официальная «тоталитарная эпоха», в СССР вообще был реализован семейный матриархат, по большому счету; в большей части стран Латинской Америки права женщин соблюдались в полном объеме — в общем, нужда в борьбе за права женщин осталась только в исламском мире, в Африке и отсталых странах Азии, таких как Индия. В большей части мира феминизму нужно было или переродиться, или исчезнуть, как исчезли конные повозки с развитием автотранспорта и железных дорог.
Разумеется, такая крупная и прибыльная индустрия не могла просто взять и исчезнуть, мы же не в мире, где действует честная идеальная конкуренция живьем. Поэтому он переродился. О перерожденном, современном нам феминизме я и хочу поговорить. Хочу сказать, что существует ряд маргинальных авторов, таких как Камила Палья, которые сами называют себя феминистками, однако по факту уже выступают против мейнстримного феминизма, поскольку, как они считают, он превратился в средство подавления свободы мысли.
Прежде всего хочу отметить несколько ключевых «идеологических точек», без осмысления которых трудно понять современный организованный феминизм. Эта идеология — параноидальная и конспирологическая. Она также искусственная и постоянно требует поддержки, одобрения и т. д. Она левая. И она экпансивная, т. е. постоянно нуждается в расширении собственных полномочий.
Внутри самого феминизма есть масса движений, от масштабных и внешне цивильных, к которым с удовольствием относят себя американские и европейские домохозяйки, до маргинальных и радикальных, вроде анархо-лесбо-экофеминизма или фанаток в. соланас и ее Общества полного уничтожения мужчин. Он действительно неоднороден, как и любое крупное левое течение, действующее по сетевому экспансивному принципу:
Если вы рассмотрите политический метод левых, то мы увидим следующую картину: их организации, партии, группировки находятся в постоянном движении, объединении, слиянии, дроблении. Они меняют названия, перетекают туда-сюда, постоянно находятся в лихорадочном поиске союзников, вовлекают в свою орбиту сотни и тысячи человек из самых разных слоев — от нелегалов до «золотой молодежи».
Неоднородность эта, однако, никоим образом не является признаком неорганизованности или слабости движения. Феминизм, как и любая левацкая концпеция, находится в постоянном лихорадочном процессе выработки новых смыслов, концепций и стратегий, а будучи параноидальным, он попутно занимается разработкой «методов противостояния врагу». Поскольку враг этот не существует, то феминизм получает крайне широкую — на сколько хватит воображения — площадь для экспериментов и поисков подходящих ему методов. Говоря проще, мейнстримный либеральный феминизм так же отличается от радикальных течений, как европейская социал-демократия отличается от европейских коммунистов. И те, и другие — леваки. И те, и другие — противоестественны, болезненны и разрушительны. По приходу к власти различия между ними стираются, разница на самом деле заключается лишь в риторике. У коммунистов она более радикальная, у социал-демократов умеренная, но оба эти лагеря — кровные братья, которые никогда в жизни не пойдут друг против друга. Итогом их правления будет усугубление современных «политкорректных» тенденций, уничтожение христианства и национальной идентичности, развал армии и бизнеса, а также ликвидация института семьи. Просто коммунисты попробуют это сделать побыстрее, а социал-демократы, как более умные — медленнее, но надежнее, с прикидкой на будущее.
Коммунисты свои шансы слили достаточно бездарно — их приход к власти и неуклюжие экстремальные шаги в Венгрии и Германии в начале прошлого века привели к сильнейшей реакции и в конечном итоге установлению режимов Хорти и Гитлера. Советский эксперимент, поставленный коммунистами, тоже показал свою несостоятельность и несвоевременность, по факту правы оказались именно меньшевики, последователи которых сегодня правят по всей Европе, частично в США, Латинской Америке и Азии. В силу этого коммунистов сегодня редко допускают до власти, в основном ограничиваясь правлением умеренных левых, которые, как я уже сказала, ничуть не менее болезненны, первертны и кровожадны, чем красные — просто более терпеливы.
Феминизм, как элемент левацкого дискурса, естественно, тоже воспринял уроки истории и прорывается к своей цели не на радикальной риторике. Это никоим образом не отменяет его болезненную параноидальную экспансивную суть.
Параноидальность феминизма заключается в том, что он представляет собой достаточно обыкновенную конспирологическую теорию, сродни теориям о сионских мудрецах, масонском заговоре и захвате земли инопланетянами. На роль евреев, масонов и пришельцев феминизм помещает мужчин. Вся феминистская мифология и философия построена на постулате о мужчинах-абсолютных врагах женщин. Они, в лучших традициях левацкой «логики», наделяются противоречащими друг другу качествами — например, они невероятно тупые и злобые садисты, которые думают преимущественно о садистских экспериментах, тоталитарных иерархиях, насилии и сексе. При этом они правят миром и полностью контролируют в нем все как напрямую, через власть «мужского» капитала и «мужских» политических доктрин, так и косвенно — через маскулинный язык и набор дискурсов, призванный подавлять женское начало. Основным методом мужского тоталитаризма является объективация женщины, т. е. восприятие ее как вещи, на этом построена практически вся феминистская «критика современного мира». Как специфически западное левацкое протестное явление, под «мужским миром» феминизм понимает правление воспитанных в христианской традиции преимущественно белых мужчин. Поэтому нет вообще ничего удивительного в том, что феминистки агрессивно защищают черный расизм, а также восхваляют исламистские практики женского обрезания и ношения хиджаба, потому что и черный расизм, и исламизм это концепции, направленные именно против белых христиан мужского пола, а то, что в процессе войны страдают женщины — ничего страшного, лес рубят — щепки летят, ведь современный феминизм не стремится дать женщинам права, а хочет всего лишь уничтожить западную цивилизацию и ее консервативные, христианские, капиталистические, национальные элиты. Разумеется, не все феминистки поддерживают исламистов — дискурс достаточно широк, чтобы вместить в себя противоположные точки зрения по второстепенным вопросам, таким как ислам или расовые предпочтения.
Мужчины, согласно феминизму, не делают ничего просто так. Любое разрешение или перемена с их стороны несет женщинам только страдание и угнетение. Логика феминизма выглядит так: то, что хорошо и для мужчины, и для женщины, на самом деле плохо для женщины, просто она этого пока не знает. Это принципиально отличается от требований старого феминизма первой волны, который хотел всего лишь дать женщинам доступ к специфически «мужским» радостям жизни. Современный феминизм смотрит на этот доступ агрессивно и трактует его в параноидальной манере. Рассмотрим несколько примеров.
Смягчение общественного мнения к курящим женщинам — это не более, чем тяга «самцов» приучить женщин к оральныму сексу, чтобы добиться их большего унижения в процессе занятий любовью.
Легализация и распространение порнографии, а также право женщины на оргазм и самостоятельную сексуальную жизнь. «Очевидно», что легализация видео фривольного содержания вызвано стремлением «самцов» наблюдать за насилием на экране и демонстрировать подавление женщин онлайн, так сказать. С сексом вышла загвоздка — проблема в том, что женщины его любят, зачастую больше мужчин. Поэтому феминизм выработал концепцию, согласно которой секс — это проявление доминантной самцовой иерархии, и он не может нравиться женщине. Но, поскольку женщин веками насиловали и подавляли, они психологически научились получать удовольствие от процесса. Женщинам надо отказаться от секса, поскольку они противоположность грубым садистам мужчинам, они духовные и возвышенниые, их идеал — Сафо, сидеть на берегу, играть на арфе и слагать стихи подруге жизни. Секс женщины с мужчиной это изнасилование женщины, даже если он, извините, просто ей лизал. Все равно изнасиловал, свинья щетинистая.
Женщины, которые любят мужчин, называются коллаборационистами — «предатели, сотрудничающие с оккупантами» — этот термин в таком контексте ввела Андреа Дворкин. Для них у феминисток придуманы специальные высокодуховные практики, вроде женского обрезания.
Развитие индустрии красоты — это не более, чем действия фашистской мужской власти по установлению единого стандарта красоты для всех женщин. Феминистки очень болезненно переносят разговоры о эстетике и самосовершенствовании, поскольку, во-первых, обычно действительно весьма ужасны внешне, а во-вторых, считают, что в женщине надо любить личность, а не тело, чтобы избежать объективации. Многие феминистки пропагандируют отказ от депиляции, дезодорантов и бритья (что не мешает им называть мужчин «вонючими волосатыми самцами», впрочем). Фитнес мейнстримные западные феминистки зачастую называют аналогом немецких концлагерей и каторжными потогонками — просто попробуйте забить в Гугл словосочетание «body fascism», там 7 540 000 линков выдает, сами почитайте. Они придумали и на полном серьезе вводят в обиход термин «fatism», образованный от слов fat и fascism — «фашизм по отношению к толстым». Они протестуют против «порно-стандарта» — секса и эстетики, которые ориентированы на порно. Они требуют и пытаются запретить визуальную эротику. В этом они смыкаются с радикальными левыми, которые заявили, что сам термин «здоровье» — фашистский, так как он угнетает «не-здоровых». Между прочим, была целая левацкая медицинская школа, основанная на этом постулате.
Хубер выступал за отмену иерархии в отношениях врача и пациента. Каждый пациент, прошедший трехмесячный курс терапии и участвовавший в работе теоретических кружков (в которых штудировали Гегеля, Маркса и Райха), мог сам проводить занятия с другими пациентами. Пол, возраст и социальное положение не должны были играть роли. В отличие от многих активистов антипсихиатрического движения, СКП не отрицал существования болезней. Но в болезни «социалистические пациенты» видели своего рода субверсивный акт, маркузианский «великий отказ». Больной не может работать, не может правильно функционировать в соответствии с требованиями общества. Таким образом, больные прогрессивнее здоровых. Публицист Герд Кёнен отметил, что видеть в психических отклонениях своего рода скрытую истину об обществе вполне соответствовало духу времени[5]. Это отдаленно напоминает почитание юродивых в православной традиции (безумцам видна суть явлений, скрытая от поверхностного взгляда «нормального» сознания). Но в СКП считали, что в действительности больны все люди, а здоровье — это «биологистско-фашистский бред"[6]. Можно сказать, что соцпациенты были прямыми предшественниками Фуко, нежели Андреаса Баадера и Ульрики Майнхоф. Однако главный упор в индивидуальной и групповой агитации (именно таким словом был заменен термин «терапия») делался на необходимость радикальных изменений в обществе. «Сделаем из болезни оружие!» — гласил их самый известный лозунг.
Татуировки. Специально взяла такую амбивалентную вещь, которая примерно одинаково воспринимается как на мужчинах, так и на женщинах. Итак, «самцы» оставили для себя «хороший» контекст татуировок, который подчеркивает их братство, принадлежность к единой силе (банда, орден — словом, Mannerbund), а для женщин… придумали «плохой» контекст, а именно клеймение, низшее положение в иерархии. Татуируясь, женщина тем самым наносит на себя клеймо, подчеркивающее ее статус вещи. Это дополняется отсылками к криминальной и, например, байкерской культуре, в которых женщины реализуются преимущественно через секс, а поскольку секс это изнасилование, то и татуировки это часть культуры насилия.
На этом, пожалуй, остановимся, хотя я, в принципе, могу разобрать практически любое явление с т.з. феминистской «логики», поскольку знаю, из каких предпосылок надо исходить и какими терминами манипулировать.
Искусственность феминизма напрямую вытекает из его нынешнего положения. Заявляя о себе как о силе, призванной добиваться равноправия, он по факту уже давно занимается дискриминацией мужчин — и добился значительных успехов в этом деле. Роль феминизма в тотальной, извиняюсь за тавтологию, феминизации воспитания и распаде семей, в присвоении ребенка матерью в 99% случаев — огромна. Антипедофильская истерика, направленная теоретически против «насилия над детьми», а по факту — против мужчин и молодых девушек; повышение возраста согласия до 18 лет — это тоже результат совместной работы феминисток и левацких политиков. В правоконсервативных странах, где социалистов или не пускали во власть (Испания, Япония, развитые страны Латинской Америки), или они не успели натворить бед, возрасты согласия традиционны: 12−15 лет. Там, где консервативные элиты и церковь потеснили левые, начинается «с 18 лет» и прочая мерзость, направленная на инфантилизацию и психологическую ломку людей.
Когда какое-то явление пытается совместить несовместимое — борьбу за права с дискриминацией, правду с ложью, противоположные логические предпосылки — оно делается искусственным, не-органическим, болезненным и невротичным. Таков сегодняшний феминизм.
Экспансивный потенциал феминизма крайне высок. Будучи невротической левой идеологией, он вынужден постоянно подогревать накал фанатизма в своих адептах, чтобы блокировать трезвое логическое мышление.
…они вынуждены поддерживать постоянный градус истерики и невроза, иначе аудитория станет выбирать не тех. С каждым годом необходимо все сильнее истерить, потому что аудитория быстро привыкает к тому уровню невротичности и крика, которым ее потчуют. Здесь лежат корни внезапно и как бы спонтанно возникающих массовых истерик вроде «каждый ребенок в опасности в своей семье», «каждого прихожанина насиловали священники» и т. д. — необходимо вовлекать в орбиту «стирания вертикалей» все новые и новые объекты, потому что шельмование одного и того же быстро надоест публике — и она опять-таки пойдет голосовать не за тех.
Как и любая левацкая экспансивная доктрина, феминизм заинтересован в «новом жизненном пространстве» для своих экспериментов. Страны, в которых он не прижился, представляют для феминистского движения большой интерес, оно вырабатывает различные вирусные «мемы» и идеи для покорения жестоковыйных сих. Яркие примеры — Femen и Pussy Riot. Дело ведь не в сиськах, я вас умоляю — я сама их показываю регулярно, и при этом я правый консерватор по взглядам. И даже не в танцах в храме — в идеале церковь это место для каждого, даже для «одержимого». Они действительно не ставили своей целью «нападать» на церковь — феминизм бьет по христианству совершенно другими методами, например, запуская информацию о «Кристе» — Христе, который «на самом деле» был женщиной, подавая цитаты из Библии в постмодерновом стиле с измененными местоимениями, деконструируя христианские принципы, искусство, изображая Христа и апостолов женщинами и т. д. Дело в том, что Фемен и Пусси райот — это вирусные мемы, через которые левацкий дискурс ищет подступы к достаточно консервативным странам, таким как Украина, Россия, Бразилия (где уже есть свой «местный фемен», состоящий из тупых жирных самок, громящих модные бутики с целью вскрыть язвы фашистской индустрии моды, не принимающей во внимание заплывших жиром «девушек»). И Femen, и особенно Pussy Riot это левацкие группировки, созданные по лекалам ситуационистов — радикального постмарксисткого левого течения, которое сегодня доминирует среди левой молодежи в Европе.
Конечная цель леваков — стирание иерархий и естественных социальных вертикалей, из этого логически вытекает ненависть к капитализму, армии, полиции, семье и прочим институтам, в которых важна роль социализации, иерархии и конкуренции. Феминизм позицинирует себя как антииерархическое течение, в котором иерархию должно заменить некое равноправие, которое вроде как уже есть, но которого как бы еще пока нет, раз существуют «мужские» структуры, такие как армия, рынок и церковь.
…сама система управления левых, их метод по сути своей является горизонтальным. Он противоречит любым вертикалям и иерархиям. Левая методология заключается в размывании, размягчении, выравнивании вертикалей и достижении монотонности, вроде поверхности озера. Развитие социальных сетей, привязка их друг к другу, дающая возможность распространять информацию одним кликом мгновенно на десятки площадок, дополнительно способствует этому процессу, потому что избыточная, многократно повторенная информация снимает любое критическое восприятие и забивает мозги. Кстати, замечено еще Лениным.
Противостояние феминизму и выработка новых смыловых «антивирусов» — очень важная задача на сегодня. Поэтому, когда мужчины, особенно консерваторы, ведут себя как слепые котята — на это тяжело смотреть. Я лично с огромной неприязнью воспринимаю правые «тормоза», когда умные и компетентные люди теряют всякую способность соображать, как только затрагивается «женский вопрос». Они начинают лопотать что-то о полезности феминизма, о необходимости интегрировать и открывать лифты, о равноправии, правах матери (как будто их сегодня мало), о дискриминации при приеме на работу (ни я, ни мои знакомые никогда не сталкивались с таким, хотя я работала и переводчиком, и тату-мастером, и публицистом — уж казалось бы, должна была встретиться с мужским шовинизмом). А потом, для большего эффекта, они вдобавок впадают в буйство при виде голой женщины, делая из нее козла отпущения и причину всех бед. Правые, к сожалению, до сих пор не осознали двух простых вещей:
Мир уже не тот, что был 60 лет назад. Он изменился. Смыслы и контексты изменились. Все изменилось. Многое из того, что раньше казалось излишним, греховным и т. д., давно уже открылось как источник чистого и полезного. А многое из того, что раньше казалось основой — например, концепция «правового общества» — сегодня становится источником чисто тоталитарных тенденций. Не голые женщины разрушают мир, а левые «пиджаки», адвокаты, правозащита и феминистки.
Право женщины на тело должно стать важным пунктом новой консервативной идеологии. Могли бы уже сами догадаться, судя по тому, как яростно леваки и противники христианской цивилизации нападают на телесность и свободу. Все абсолютно левые, кроме фриков-радикалов, ненавидят тело и презирают его как источник животных, иерархических, естественных, органических и силовых смыслов. Все абсолютно левые ненавидят секс — и как они его могут любить, если левак это дегенерат и инфантил, который не имеет смелости даже вызвать проститутку? Везде, где левые приходят к власти, они первым делом прессуют принцип женского тела и секса — независимо от того, ортодоксальные это левые (как в КНДР), либеральные (как в Исландии, где премьерша-лесбиянка запретила стриптиз), Швеции, где феминистки запретили проституцию, Гватемале, где интеллигентный левачок-президент поднял возраст согласия до 18 лет — в католической стране!), или «горячие пацаны» типа Чавеса и Моралеса, которые неоднократно заявляли, что публичная эротика противоречит идеям социализма, индихенизма и национального строительства.
Врагами любых здоровых вещей — конкуренции, иерархии, семьи, национального развития, секса, радости и естественности — являются искусственные идеологии, объединенные на левом фланге, одной из которых является современный феминизм. Он вообще не заинтересован в правовой и бытовой помощи женщинам, потому что женщины уже имеют необходимые права, причем давно. Ему не важно состояние женщин, для которых запрет на секс до 18 лет и обрезание с «высококультурной» паранджой — гораздо больший стресс и шок, чем — ах! — отдаться другу, который устроил хороший ужин и красивый вечер.
Дело в том, что «несовместимость консерватизма и голой женской груди» уже давно перестала быть даже формально нормальной. Просто этот штамп продолжают навязывать нам слева, ну и отсталые сторонники тоже стараются, конечно, особенно в лице наиболее ортодоксальных религиозных организаций, забывших, что только гибкость иезуитов спасла католицизм и что только протестантское уважение к личности и прекращение копания в личных вещах граждан дало США колоссальный толчок к развитию. Разумеется, под женским эротизмом я подразумеваю как чистую «обнаженную» сексуальность, так и «интеллектуальный» эротизм, присущий, например Мишель Малкин — известной американской правой деятельнице. Такие женщины готовы делиться своими ресурсами и талантами с нами, они искренне хотят работать в правом движении, они привлекают тысячи сторонников фактом своей внешности и ума, они разделяют фундаментальные правоконсервативные идеалы. Правые могут продолжать бегать от женского тела, от женской красоты, от женского участия в политике и от того, что женщины сексуальны. Это приведет к продолжению оттока сторонников и закрепления за правыми имиджа фриков. В условиях наступления феминизма, который под шумок подавляет и права женщин тоже, принуждая их десексуализироваться, вырезать из себя эротизм и сублимировать его в леволиберальное движение, мы потеряем вообще всех сторонников.
Напоследок хочу сказать — нужно всегда стараться хотя бы в общих чертах знать современные идеологии и концепции. Это убережет от очень многих ошибок, которые могут стать фатальными. И последнее. Мужчинам — не бойтесь возражать против того, что вам не нравится, особенно если оно болезненное и нездоровое. Долой политкорректность! И женщинам — если вы живете не в медвежьем углу, где вас постоянно избивают и насилуют в прямом смысле слова, если самый экстремальный ваш опыт — это получение грубых комплиментов от строителей и водил, которые вам посвистели вслед, осознайте одну простую вещь — любая приличная женщина в цивилизованной христианской стране сегодня должна быть антифеминисткой. Я прекрасно понимаю, что среди мужчин довольно много людей с придурью, сама иногда сталкиваюсь с негативным стереотипным отношением. Но, положа руку на сердце, это происходит редко. Уверена, что и вы, покопавшись в памяти, вспомните гораздо больше хорошего о мужчинах, чем плохого. Если вам чего-то не хватает или не нравится — попробуйте это исправить самостоятельно, в 90% случаев это получается сделать. Но не надо прибегать к помощи феминистских организаций, дискурсов и идеологий — в бодании и играх человека с дьяволом победит всегда дьявол. У него и игралка, и рога, знаете ли, больше.