Знойным июльским утром, в сельпо деревни Фатеево вошла баба Сима.

— Здравствуй, Люда, — поздоровалась она с густо накрашенной продавщицей, — Кто фингал-то поставил? Федька? Из-за Витьки? Смотри, доблядишься.

— А что?

— А ничего. За ум пора взяться — выбирай быстрее кого из них, а то они друг дружку из-за тебя поубивают. Да и тебя, суку, заодно прибьют. Или ты что, всех кобелей вокруг себя собрать хочешь? Королева, етита! Я в твои годы…

— Не надо меня учить жить!

Баба Сима подняла свою тяжёлую клюку, но Людка быстро юркнула в подсобку.

— Ладно, вылазь. Не буду ныне учить. Подай мне хлеба и соли.

Продавщица украдкой вышла и подала требуемое.

— Двадцать восемь рублей, баба Сима, — сказала она вежливо, — Соль заканчивается. В магазине ещё пять пакетов только осталось.

— Бог с ней, солью — войны бы не было. Прощай до завтра, Люда.

На обратном пути к дому, баба Сима встретила свою старую знакомую — бабу Зою.

— Зойк! Ты солить чего хотела? Ну, дык беги в магазин — соль заканчивается.

Последняя, бросив все дела, побежала в сельпо, попутно оповещая всю округу:

— Соль заканчивается!

— Как же так Зоя?! — кричали ей вслед люди, — Совсем заканчивается?

Та не отвечала, а потому пошла молва по деревне — в стране заканчивается соль.

Через полчаса перед магазином собралась толпа.

— Как же так, дочка, — спрашивали бабки продавщицу, — Совсем теперь помирать без соли-то?

— Завтра привезут! — кричала Люда.

Но люди волновались и не верили ей.

— Ты и в тот раз говорила, что водку вскоре привезут! А привезли только через неделю! — орали мужики.

Вскоре к толпе присоединился дачник — Леонид Озман. Перед ним, как перед интеллигентным человеком, все расступились.

— Соли нет? Ничего удивительного. Да. Режим решил уморить нас голодом, — сказал он, протирая очки. — Я ожидал этого давно. Если вы читали мою статью…

— Что же теперь делать? Осень на носу — чем грибы то с огурцами солить?!- воскликнул народ.

— Надо свергать Режим. Это единственный выход. Сегодня нет соли, а завтра… фашизм, СМЕРШ, СС.

Через три часа в деревню приехали микроавтобусы из Москвы.

Люди из них быстро установили сцену, подключили колонки и развесили плакаты.

— Соль-то привезли, кормильцы? — спрашивали у них бабки.

— Соль? Какую соль? Нет, мы привезли Витю Шендеровича. Он сейчас будет выступать!

— Артист?

— Артист.

— Бабы, сейчас концерт будет! — разнеслось над деревней.

Когда Шендерович вышел к микрофону, люд зааплодировал, а детишки пролезли к сцене.

Но Виктор не спешил петь. Он начал говорить странные слова:

— Вы за кого голосовали, любимые мои?

— За Вову, понятно. Некоторые — за коммунистов.

— Вот видите?! А что он вам дал?

— Пенсии подняли, газ провели, телефон поставили, фонари повесили, дорогу чистить зимой стали — скорая помощь теперь проехать может, а то умирали без причастия.

— И это все?!

— Нет! Ещё Вальку-стерву продавщицу уволили, а Людку поставили. Она тоже херовая, но лучше.

— А свободу вам дали?

— Вот свободы нам не дали. А где и когда её выдавали? Может, спёрли? Не иначе председатель сельсовета прикарманила — это она у нас подарки распределяет!

— Вот! Хотите её получить?!

— Хотим! — закричали люди.

А баба Зоя прорвалась к сцене и подняла руку:

— Можно мне две свободы, в одни руки! Мой на рыбалке — прийтить не сможет!

В это время, на шум вышла баба Сима.

Быстро оценив ситуацию, она вернулась домой и достала из-под кровати MG 42 — трофейный немецкий пулемет, который привезла с собой из Берлина, в 1945-м году.

…Витя Шендерович постучал по микрофону и набрал полные лёгкие воздуха, что бы прокричать «мы здесь власть!». Тут-то тяжёлый приклад и обрушился на его затылок — он слетел со сцены в народ.

— Ну что? — спросила баба Сима, ставя пулемёт на микрофонную стойку — Кто здесь власть?!

Она передёрнула затвор и огненная струя начала резать плакаты и белые шарики. Брызги гильз хлынули со сцены — ребятишки кинулись подбирать их.

Баба Сима прекратила стрельбу и сказала:

— Не обожгитесь, мальцы. Горячие они еще.

— А вы, — обратилась она к приезжим, — скондибобером отправляйтесь обратно в кабыль… в свою Москву. Этого (она показала на Витю) заберите с собой.

Гости без разговоров засобирались.

Баба Сима спустилась со сцены с пулемётом наперевес и подошла к Озману. Он плохо видел — очки его запотели от ужаса.

— СС, говоришь? Посмотри-ка, милок, — проговорила она, снимая у Леонида очки.

В её руке, была красная корочка. И на ней было написано СМЕРШ.

— Становись к стене, мразь. За тех… Во имя тех, кто отдал свою жизнь в кровавой борьбе с фашистами, я приговариваю тебя…

Но подъехал наряд полиции из города. Бабу Симу успокоили — не дали сделать того, чего она хотела. А приезжих просто поторопили.

…

— Баба Сима, — спросил сержант, который помогал ей нести пулемёт до дома, — а можно пострелять в овраге?

— Постреляй, — отвечала она, — но не больше одной ленты. Те, что с трассерами, — не бери.

— Спасибо!

Зайдя в дом, баба Сима закрыла дверь и присев на кровать, тихо заплакала. Перед ней мелькали лица молодых ребят в военной форме, о которых осталась только память.

— Скоро уж свидимся, — прошептала она и вытерла слезы.