Вдруг в толпе что-то произошло. Сперва она зашумела, потом наступила
мертвая тишина. Люди расступились, и в образовавшемся коридоре показалась
лохматая, грязная, с приставшими к шерсти шариками чертополоха Собака. Не глядя на людей, не обращая ни на кого внимания, Собака проследовала через
весь двор, поднялась на балкон и заглянула в дедушкину комнату. Не найдя там
никого, она вошла в зал, приблизилась к гробу, встала на задние лапы,
передними уперлась в тахту, вытянула шею и… замерла. Долго смотрела Собака
на спокойное, доброе и красивое лицо деда, потом повернулась, подошла ко мне
и молча улеглась у моих ног.
— Слава тебе, господи! — вырвалось у кого-то.
И тут я не выдержал, закрыл лицо руками и громко зарыдал.
Около пяти часов дня произошло другое чудо.
В комнату вошел Бадриа. Увидев лежащую у моих ног Собаку, он вздрогнул,
но быстро овладел собой и с приличествующим обстоятельствам выражением лица
направился ко мне. Собака вскочила, ощетинилась, оскалила зубы и сердито
зарычала.
Бадриа отступил, Собака сделала шаг вперед.
— Но, но, пошла! — проговорил побледневший Бадриа.
Собака глядела на него налитыми злобой глазами.
— Дай же поплакать над человеком! — попытался улыбнуться Бадриа.
Собака зарычала громче и приблизилась к нему.
— Скажи ей что-нибудь! — одернулся ко мне растерявшийся Бадриа.
«А она знает! Знает, да не может сказать!» — вспомнил я слова деда и сказал:
— Бадриа, уйди из моего дома!
«Если ты всегда будешь поступать так, трудно тебе придется в жизни», —
вспомнил я слова деда и все повторил:
— Уйди, Бадриа, из моего дома.
Бадриа ушел.