Этот город застрял во вранье,
как «Челюскин» — во льдах,
Погрузившийся в ад
и частично восставший из ада.
Наше общее детство
прошло на одних букварях,
Оттого никому ничего
объяснять и не надо.
Что же мы все кричим невпопад
и молчим не про то,
И все считаем чужое,
и ходим, как пони по кругу?
Вы не поняли, сэр,
я совсем не прошусь к вам за стол.
Мне вот только казалось,
нам есть, что поведать друг другу.
Место где свет
Было так близко,
что можно коснуться рукой,
Но кто я такой,
Чтоб оборвать хрустальную нить?
Не сохранить, прошло столько лет,
И нас больше нет
в месте, где свет.
Этот город застрял в межсезонье,
как рыба в сети.
Стрелки все по нулям:
и не больше не меньше.
Мы почти научились смеяться,
но как ни верти,
Что-то стало с глазами
когда-то загадочных женщин.
Хочешь, я расскажу тебе
сказку про злую метель,
Про тропический зной,
про полярную вьюгу?
Вы не поняли, мисс,
я совсем не прошусь к вам в постель.
Мне вот только казалось,
нам есть, что поведать друг другу.
Мне никто не указ,
да и сам я себе не указ.
Доверяю лишь левой руке,
маршруты рисуя.
Ну, а тот, кто указ,
он не больно-то помнит про нас.
Да и мы поминаем
его в беде или всуе.
Что, казалось бы проще:
вот бог, вот порог.
Что же снова ты смотришь
в пустынное небо с испугом?
Вы не поняли, лорд,
я отнюдь не прошусь к вам в чертог.
Мне вот только только казалось,
нам есть, что поведать друг другу.