Мой внутренний небесный капитан
Настроил компас к дому и на звёзды,
В начале точно был какой-то план,
Возможно даже важный и серьезный,
Но вот потом — то бури, то потоп,
То выставка зубастых аномалий.
Как капитана там не называли!
Он даже плакал. Правда, не взахлёб.
Не в первый, не в последний так-то раз,
Еще грустить по каждой барракуде.
Как говорит знакомый водолаз,
«А в бездне не жалеют о простуде.
Жалеть вообще — большой-большой талант,
Обычно не влезает в чемоданы.
Так что решай: носить с собой фигвамы
Или обидку ростом со скафандр».
Каких трагедий только не сбылось!
Мечта поэта, ужас фольклориста.
Терялся Сирин, бредил Алконост,
Раз двести в год, а может, даже триста,
Линял, как драный кот, единорог,
Две скромных буки обсморкали парус,
Икар решил, что он теперь икарус,
И вместо солнца мчится в Таганрог.
Команда судна, между нами, сад.
Но детский или райский, как придется:
Маршруты чертят смело, невпопад,
Со скромностью кита-первопроходца.
Уж если джунгли — значит, под водой,
А если в Питер — значит, через Ниццу.
Оно и ладно, может так случиться,
Что в Ницце ждет какой-нибудь герой,
А в омуте — то черти, то мой бог.
Всем начихать на план мероприятий!
Иа-Иа жует чертополох,
Хоть знает Джа за пять рукопожатий.
Гарантий нет решительно ни в чём.
Усы и хвост сойдут за документы,
Но есть порой счастливые моменты,
Которые мы бодро волочём.
План, в общем, был. Хотите чертежи?
Я покажу, там много заморочек.
Реальность, как ее ни сторожи,
Растет быстрее клеточек и точек.
И вот вы Там-Где-Собственно-Зачем,
Но в полном цирковом боекомплекте.
Пегас с ним! Солнце так же ярко светит,
В субботу воскресает Вифлеем.
Под снегом обжимается трава,
Ей что февраль, что март — любовь едина.
Мир полон гадов, света, хвастовства,
Совсем не однозначная картина,
Так что смотреть желательно самой:
Без вензелей положенных инстанций.
Как ни крути — не страшно ошибаться,
Ведь звёзды всё равно над головой.