Над мертвенно-белым полем, воронья надрывный траур,
Учит мать стеречь добычу замерзающих волчат,
«Это кто же, в час рассветный, небольшим обозом правит,
Чьи останки под рогожей кони хмурые влачат?!»

«Саша, милый! Уж не ты ли, охладев к земным печалям,
Руки бледные раскинул на соломе ледяной?!
Этот выезд — путь финальный, до реки четыре мили,
Той, что скроет лоб высокий под студёною водой!»

Помнишь, как с бароном Толем, пробиваясь сквозь торосы,
Славу Родины умножил картой северных широт,
По Таймыра белокровью, в жесточайшие морозы,
Мчал в заснеженных упряжках, с криком яростным «Вперёд!»

Это ты не мог спокойно в Петербурге есть омаров,
Бросив прелести столицы, устремился в Порт-Артур,
Что бы с ходу миноносец, адмирал вручил Макаров,
Перед боем причастившись, пригласил врага на тур!

Только, чу! Заржали кони! Чтож вы мёртвых не возили?!
У конвойного солдата бант алее снегирей,
Не спешите, кто вас гонит к полынье, его могиле?! Вы несёте флотоводца — покорителя морей!

Это он в заливе рижском, фейерверк устроил немцам,
Ставил мины так искусно, даже в шторма стон и стынь,
По факториям парижским не прогуливался с ленцей,
Пусть с фамилией не русской, но России верный сын!

Скажут, чёрт его попутал, над страною стать Верховным,
Слово жёсткое Диктатор пеной виснет на устах,
Он сражался, пусть и круто, чтоб вернуть нам мир духовный,
Обречён был на страданья, близко к участи Христа!

Над реки седым погостом, воронья надрывный траур,
Крики их в январской сини, мерзким хохотом звучат,
Здесь один из лучших Россов, в полынье навеки канул
И на долгие годины имя прокляли — Колчак!

Ночь-полночь, а мне не спится, мысли плещут по бумаге,
Из забвения колодца, возвращая образ твой,
Чтобы встал он в ряд героев переписанной страницей,
Переполненный отвагой, удивительно живой!

Калушев Ю. г. Азов 2000 г. Спорный портрет и образ, но мне увиделся таким!