С первого дня войны меня беспокоят сухие цифры. Военная статистика, за которой не разглядеть человеческого лица. Не угадать душу, остроту локтя и квадрат подбородка. Шутливую манеру общения, привычку щелкать шариковой ручкой и закатывать рукава. Перед нами бесстрастный подсчет тел и неучтенные перепуганные на смерть. Контуженные. Потерявшие зрение и слух. Онемевшие. Лишившиеся дома, вишневого сада и калитки-распашонки. Начавшие бояться грома, звуков мусорной и стиральной машины. Заикающиеся. Получившие после пережитого инфаркт и инсульт.
За каждым прилетом ракеты, а на сегодняшний день по Украине ударило больше 2500 крылатых ракет, стоит панический страх десятков тысяч украинцев. Он выглядит примерно одинаково, будто кишки мучительно медленно достают из живота и наматывают на локоть. У многих начинается рвота и понос, а еще неуправляемый тремор. Состояние, когда трясется все: желудок, жилка под глазом и указательный палец. Бьется в нервном припадке мочевой пузырь и мышечные клетки. Далее наступает безвременье, и становится непонятным, где заканчивается небо и в какую сторону вращается земля.
Каждый день читаем сводки и видим все те же острые, черные, парные и непарные цифры. За ними — оборванная или искалеченная жизнь. Несбывшиеся планы, несостоявшиеся праздники, поездки на водопад Великий Гук.
Вот, к примеру, сообщение от второго июня. В результате обстрела из артиллерии села Марьянского Зеленодольской громады пострадала женщина и ее двое детей. Опять-таки, мама без возраста и без лица. И дети без каких-либо опознавательных знаков. В очередной раз стало больно дышать. Стала звонить, двигаясь от одного номера телефона к другому. От одной комбинации цифр к следующей, покуда не услышала Анну…
Они живут в Марьянском на улице Зеленая, 9. Анне — 33, сыну — 14, дочери — 10. Село — хорошее, раздольное, разделено на две части озадаченной рекой. Дом культуры, школа, большая библиотека и даже музей. Чуть выше — Грушевка, бывший хутор атамана Запорожской сечи Ивана Сирко. Ниже — Нововоронцовка — место зимовки запорожских козаков. Вечно чем-то занятый Днепр. Пляж. Прокаленное солнце.
В тот вечер семья поужинала (картошка-пюре, сосиски, салат) и разошлась по своим комнатам. Муж заглянул к соседу насчет цепной пилы, а Аня решила посмотреть новости. Вокруг стояла тишина, только стрижи привычно заходились кудрявым свистом. Неожиданно в окно влетела «смерть». С козлиной головой, ехидными глазами и раздвоенными копытами. Раздался взрыв. Их дом стал на дыбы и рухнул. Соседи упали на пол, прикрыли голову руками, и на их макушки посыпалось языкастое стекло. Привычный мир завис на волоске. Когда все стихло и осела пыль, люди окаменели. На месте дома, в котором дрались за планшет, желали спокойной ночи, решали насчет зимней обуви и ели отварную картошку, остались одни руины. Муж бежал и кричал нескончаемое «А-а-а», а в это время Анна вместе с детьми выбирались из-под завалов. Они выжили «всем смертям на зло». Когда глава семьи увидел жену и детей, упал на колени и стал целовать дрожащие ноги, руки, землю. Потом долго плакали в четыре голоса.
Дети отделались ушибами, Анна — синяками, порезами, двумя швами на голове. Дома, гаража, летней кухни — нет. Под завалами — все, что имели. Я попросила карту для финансовой помощи, Анна ответила глухо:
— Если откопаем кошелек…
После обстрела из артиллерии села Марьянского пострадала женщина и ее двое детей. Вот только женщину зовут Анна, ее дочь до сих пор играет в куклы, а сын мечтал полететь в Египет, чтобы взглянуть на подводный мир. Ведь в Днепре долго не поныряешь. Сплошной непроходимый ил…