Иду по кромке вызревшего поля,
попутчик рядом — полукровка-колли —
прибился возле станции «Лесной».
Не я живу здесь — дача у подруги,
и не пойму, с какого перепуга
он увязался именно за мной.
Могла бы прямо, но пошла по полю,
хотелось солнца, синих колоколен
на сильных перекрученных корнях.
Он следом плёлся по дороге сорной,
всем видом демонстрируя покорность,
назначив предводителем меня.
Сосисок нет — бисквитное печенье
исчезло в пасти.
— Видно, ты ничейный?
Он машет мне свалявшимся хвостом.
— Такое дело… знаешь, — говорит он. -
На этом свете все ничьи, но чьи-то,
и совершенно вольные на том…
— Ты знаешь мой язык? Ну, прямо демон!
— Да нет, конечно, что ты куришь, Лена?
Я просто пёс, обычный старый пёс,
я разучился выть и даже гавкать,
а ты, должно, перечитала Кафку, —
и снова в ход пошёл плешивый хвост.
Шпионил ветер, нервничало небо,
скопились тучи оборонным гребнем
и осмелел новорождённый гром.
По кромке неба, растворяясь в хмарах,
бежал мой колли, вольный и нестарый,
виляя распушившимся хвостом.
Он улыбался или даже гавкал,
гроза кривилась улетавшей галкой* -
как ломкий росчерк на листе пустом.
А на конвертах плавились чернила,
и вместе с летом память уходила
бродить по миру беспризорным псом.
На этом белом свете.
И на том.
_________________________________________________________________________________
*Кафка (kavka) в переводе с чешского — галка. Изображениями этих птиц отмечали фирменные конверты семьи