Я сел в такси и водитель тут же со мной заговорил. У меня даже было ощущение, что он и так говорил, а я просто подсел на середине фразы.

Пожилой сухопарый грузин с большим носом и крупными губами, он был похож на украинского ведущего Гордона, только более морщинистого и раздражённого. Из Батуми, как он сам потом рассказал.
Он говорил громко, выразительно, с акцентом, но очень понятно. А главное — обо всём.

— Я считаю, что государство делает ошибку, никак не ограничивая поток мигрантов! Потому что у них другой культурный код, совершенно другой! Их доля у нас слишком велика, вы согласны со мной? Вот представьте, что мы с вами оказались бы где-нибудь в Африке в 15-м веке, среди людоедов, и попытались бы им объяснить, что есть людей неэтично и антигуманно! Стали бы они нас слушать? Так и здесь. Если бы их было два процента, они были бы вынуждены соблюдать нормы нашего общества. А сейчас что? Зачем им соблюдать? Они и так чувствуют себя комфортно. Вот я подвозил тут на днях узбека, от Восстания до Прилукской — так он не может выговорить «Прилукская»! Я спрашиваю его: «Сколько лет ты тут живёшь?» Знаете, что он мне ответил? Одиннадцать! Вы только представьте, и он не может выговорить название улицы, на которой живёт! Он же ничего не знает, не читает, а я читаю все время, Платона, других философов!..

После работы говорить совсем не хотелось, но сказать ему об этом как-то язык не поворачивался, уж очень увесисто он рассуждал. Поэтому я участвовал в разговоре, поддакивая в нужных моментах. Были вечерние пробки, поездка обещала быть долгой.

— Моя мать — я сейчас еду от матери — взяла кредит на двести тысяч в Тинькове, так они ещё берут с нее страховку! Каждый месяц! Она просила отключить, но они не отключили, берут по 1650 рублей! Я позвонил им и говорю — вы что, совесть есть у вас, пожилой же человек?! Отключили сразу, десять секунд понадобилось! А до этого восемь месяцев брали!

Он говорил и говорил еще. Про Саакашвили, которого посадили в тюрьму, и Иванишвили, который раздает людям по 200 лари, чтобы шли за него голосовать и это возмутительно. Про родственницу, которая работала в портовой таможне и каждый день приносила картошку и разные фрукты. Про то, как проиграл однажды в казино полтора миллиона.

— Я играю в шахматы, ну вот, на телефоне, в приложении, и у меня есть там друг, у него сорок тысяч игр сыграно! У меня всего шестьсот, но уровень, конечно, выше среднего. Я был третий на чемпионате Грузии по шахматам! Давно, мне было 17 лет. Я много лет не играл, но сейчас опять взялся. Это помогает, делает мышление объемным.

Он опустил вниз уголки губ, по орлиному нахмурился и замолчал.

Я посмотрел в приложении и почему-то сразу запомнил имя — Давид Акакиевич Пацвания. 29 лет стажа, почти 6 тысяч поездок.

— Попробуем дворами проехать, как считаете? — он полуобернулся ко мне так же, как оборачивался все время, пока говорил.
— Попробуем, что ж…

Мы срезали угол дворами, он крутил руль и старая дублёнка топорщилась у него на загривке. Из магнитолы тихонько играло радио Эрмитаж.