Я росла на седом меду, в лепестках из пчелиных снов.
У омшаника старый дуб, да и дедов был сруб не нов.
Просочится ли синева в разомлевшее сито лет…
Помню, мама несла дрова, а сорока плутала вслед.
И текло по запястьям швов утекающих в счастье бед —
«Угождал» простотою слов силе мёда занятно дед.
А с утра моросящий дол полудиких в саду ромах
Обходил, непривычно зол, на заметный бабулин взмах.
Там, где в изгородях зажат свежесхваченный вой ветров,
Нас, бессовестных салажат, покосившийся шик цветов
Настораживал в липких днях… Умиляла, желтея, гарь…
Это, солнцем дыша в углях, «заговаривал» пчёл дымарь.
В полотенцах сухих дорог за деревней следов не счесть.
Чуть за двадцать теперь дворов… И сорока, конечно, здесь.
В расселившихся снах тону, отпустив сорочье нытьё…
А пчелиную простоту солнце в листьях дубовых пьёт.