Однажды одна моя старинная подруга разводилась. И видимых причин тому, извините за тавтологию, никто не видел. Даже она сама. Предположим, Маша её звали. Так вот, когда Маша разъезжалась с мужем, это была самая настоящая трагедия. Беда, которую она пыталась объяснить своим повзрослевшим детям, пожилым родителям, многомудрым психологам и, в первую очередь конечно же, себе самой. Она пыталась объяснить себе, понять, почему она делает это. Зачем она разрушает, с любовью созданный ею же, мир. Почему не видит в нём смысла и чувствует пустоту. Отчего ощущает эту пустоту в себе.
И она приехала ко мне, в Одессу. И мы сидели с ней на террасе какого-то околопляжного бара и долго-долго смотрели на море, на мерцающие огни стоящих на рейде судов, на трепещущую лунную дорожку, и даже замёрзли уже, хотя был июль. И тогда нам выдали пледы и чай, и мы продолжали сидеть. И говорили, говорили, и пытались понять вместе.
А другая моя подруга, примерно в тот же период, увольнялась. Уходила с престижной и высокооплачиваемой работы, где вела серьёзный проект. Предположим, Лена её звали. Так вот, вела Лена этот свой проект лет так пять или семь даже. С душой вела и на совесть. Создавала коллектив. Двигала тему, в общем. И далеко продвинула, кстати. Похоже, что до упора. Долго она жила им, проектом этим, практически. Горела. И вот утратила, вдруг, к нему всяческий интерес. Напрочь. Как отрезало. Не могла себя заставить даже по телефону с сотрудниками поговорить. Сказалась больной и пряталась дома.
И теперь эта сильная, харизматичная женщина сидела в своей огромной кухне-студии с видом на задёрнутые шторы, вся измученная, поникшая и непривычно тихая. И тоже устало говорила мне о пустоте. И тоже пыталась что-то там в себе понять и объяснить. И тоже не получалось. И мы тогда очень долго с ней так сидели в темноте, и курили, и пытались разобраться, что же это с ней произошло такое. И почему.
И, мне кажется, немного разобрались. И с Леной этой, и с Машей, кстати тоже. Поняли мы что это. И откуда это. И как.
Как тяжело и, действительно, больно — покидать свои миры. Как сложно понять и объяснить себе, почему и зачем это происходит с тобой. А ещё сложнее это принять. И уйти.
Потому, что мы созданы создавать. Нам нравиться создавать. У нас получается создавать. И удаются нам наши маленькие миры. И рождаются они у нас, и живут, и заселяются обитателями, подтягивающимися на тучные поля у полноводных рек. И нам в кайф наполнять их, питая и согревая. И растить в них свои травы и сады, переливая текущие сквозь нас силу и свет. И это действительно хорошо, когда всё так. И хочется, чтобы так было бы всегда. И остановить это хорошо навеки. И любоваться.
А потом, вдруг, наступает день, когда ты понимаешь, что «всегда» в твоём мире не получается. Многое получается, а «всегда» нет. Потому, что так устроено живое. И в первую очередь — ты. И однажды, ты просыпаешься другой. И твой мир мгновенно откликается и тоже начинает свою трансформацию.
И поначалу это всё может быть довольно мучительно для тебя. И тебе будет казаться, что любовно собранная тобой картина, где каждый пазл был точно пригнан и уложен наилучшим, и единственно возможным образом, меняет свою форму, структуру и цвет. И то, что казалось тебе вчера прекрасным, целостным и завершённым шедевром превращается в невнятное размытое пятно. И твоя картина распадается, разваливается, едва удерживаемая тщательно подобранной рамкой, в которую ты втиснула её, желая сохранить навеки.
Но… нет в ней больше места для развития и приложения твоих сил. И ты начинаешь чувствовать, как она тускнеет, блекнет. И ощущаешь, как уходит из неё свет. И ему на смену приходит пустота.
И те, кто собирал твой мир с тобой, кто воодушевлял тебя, заряжённый источаемой тобой силой, ещё продолжают какое-то время быть рядом и подстёгивать тебя. Ещё вынуждают жить как прежде, привычно рассчитывая, на то, что твоя сила, как и раньше, будет изобильно течь и питать всё вокруг. И не сразу верят в то, что источник иссяк. Они будут пытаться взять тебя на слабо. Будут уговаривать. Льстить. Хитрить. Даже угрожать. Они будут ждать, что утраченное вернётся и захотят добыть его из тебя. «Ты сильная» будут говорить они. «Ты можешь». Они будут требовать. «Соберись». «Давай». И ты честно, поначалу, будешь пытаться что-то там давать. И будешь очень стараться по привычке. Собраться, собрать, куда-то добежать, что-то выдать на-гора, выжать из себя прежнюю мощь, былой свет.
А потом поймёшь, что… нет. Ничего больше нет. И ты больше ничего не можешь дать этому своему маленькому миру. Потому, что это всё. Финал. Картина собрана. Цикл созидания завершён и твоя работа окончена.
Теперь тебе нужна передышка. Как после родов. Отдых для восстановления ресурса. Тебе нечего больше отдать, не уходя в минус. Потому, что для тебя наступило время, когда тебе самой необходимо напитаться, наполниться и восстановить израсходованные тобой силы. И что-то понять.
Но, когда реки высыхают, обитатели миров покидают обмелевшие берега и уходят на поиски новых плодородных земель. Потому, что не смогут выжить у иссохших рек, умеющие лишь получать и питаться от щедрых полей. И потому те, кто не пожелает возделывать и засевать сухую, каменистую почву, добывая свой хлеб, просто уйдут, отойдут от тебя, выйдут из твоего изменившегося пространства. Потому, что не приобрели они такого опыта и умения в твоём мире. Это твой урок. Пойми его и отпусти их. У них свои уроки.
А те, кто научился и хочет, уже не пропадут без тебя. Не мешай им оттачивать свои навыки и идти своим путём, набирать свою силу и создавать своё, делясь ею. Не подменяй их собой. Отпусти их всех, и насладись безвременьем и покоем. Отдыхай.
И когда пройдёт положенный срок, и ты снова будешь готова, большой мир наполнит тебя. Он вольет в тебя свою бесконечную силу, чтобы ты снова могла светить и создавать.
Потому, что так устроено живое. И в первую очередь — ты. И, когда придёт это время ты, как и прежде, начнёшь собирать свои пазлы и строить свои маленькие миры.
А, со временем, ты научишься расставаться с ними. И отпускать их. С любовью. Не разрушая и без боли. И идти дальше. К своим новым, неизведанным мирам.
И поймёшь, что это хорошо.