Ночные бабочки слетаются на свет
Во тьме не гаснущих полночных фонарей.
Ночь, серой кляксою расплывшись по Москве,
Волной плеснула у гостиничных дверей.

Погашен в окнах свет: час ночи, люди спят,
Швейцар мордастый прямо в кресле спит в пальто.
Нет, из-за этой двери мне не нагрубят —
Просто не будет разговаривать никто!

Я здесь чужой, меня сюда никто не звал!
Что толку требовать — лишь хлопоты да шум.
Себе дороже выйдет. Где там мой вокзал?
Я понял, здесь я никого не разбужу!

Я ж не один такой — нас целая страна,
Кто на вокзалах спит в проходах, на полу,
Кому столица эта даром не нужна,
И кто в столице сам не нужен никому!

Я ж не партийный босс, меня не позовут
Сюда — ломать и строить лучший в мире мир,
Но и незваный я люблю мою Москву,
Люблю еще сильней, чем прежде, чёрт возьми!

Да, я люблю Москву. За что? Не знаю сам.
Какая разница, что голову ломать?
Наверно, также вот детдомовский пацан —
Обманут, брошен, но все крепче любит мать!

Нет, я люблю Москву совсем не за шмотьё,
Не за колбасный дух, витающий над ней:
Из этих мест пошло Отечество моё.
Как можно «кроне» не любить своих «корней»!

Всем что-то надо: кто-то едет в ИзраИль,
Кто прёт в Америку, «вися на волоске»!
Но — это ж дикость, чтоб в слезах идти к «своим»
За божьей милостью — хоть день прожить в Москве!

Москва слезам не верит — видел по глазам,
А верит тусклой мишуре нагрудных звёзд,
Хотя, я думаю, что, верь она слезам,
Во многих случаях и не дошло б до слёз!

Ночные бабочки об лампы крылья жгут,
Беззвучно падая в газонную листву.
Ребята, всё — я понял — здесь меня не ждут!
Да, ладно, Бог с ним, я и дома проживу!

Я уезжаю прочь, но, честно, не сержусь —
Я этот город так люблю, зачем мне злость?
… И, только, лёгкая коснётся сердца грусть,
Что без взаимности влюбиться мне пришлось.