История 1. Новенькая
Когда мне было десять лет, мама вышла замуж, и меня из лучшего города в мире — Москвы, перевезли в небольшой городок у моря. Это потом я навсегда влюблюсь в эти горы, в это небо, в это солнце, в это море… А пока я вечерами залазила под одеяло, и очень тихо, чтобы никто из взрослых не услышал, плакала. Я скучала по друзьям, по школе и просто по Москве.
В Адлере мне не нравилось все: новая квартира, новый мамин муж и очень странные магазины, в которых нельзя было купить даже тетрадки. Школьные принадлежности здесь покупали заранее, в августе, на, так называемом, школьном базаре, на весь учебный год.
Больше всего мне не нравилось, что я буду в классе «новенькой». Здрасьте пожалуйста, все — «старенькие», и только одна я — «новенькая». Так получилось, что учебный год уже начался, и все уже давным-давно передружились или, вообще, дружили уже давно, с первого или со второго класса, а с кем буду дружить я, было совсем непонятно.
И вот настал день, когда меня поставили перед всем классом у доски и объявили, что я Марина. Я смотрела в чужие лица будущих одноклассников и чувствовала себя бесконечно одинокой. И тут я увидела одну девочку. Точно помню, что с самой первой минуты я поняла, что это необыкновенная девочка, хотя затрудняюсь сказать в чем состояла эта самая ее необыкновенность. Девочка была смешливой, задиристой и курносой. И мне уже не было так одиноко, я уже тогда знала, что эта девочка станет моей лучшей подругой.
А учительница, тем временем, задавала мне самые обычные, по ее представлениям, вопросы и записывала в журнал мои ответы. Пока речь шла о маме, все было хорошо. Но вот начались вопросы про отца, и первый же из них поставил меня в тупик. «Как зовут твоего отца?» — спросила учительница, а я мучительно начала соображать.
Конечно же я знала, что моего отца зовут Николай, но мы не жили с ним давным-давно, а в этот город нас привез новый мамин муж, дядя Боря. Наверно теперь он мой отец? С легкой заминкой мне удалось выдавить из себя, что моего папу зовут Борис.
Но учительница не унималась: «Отчество?». Я молчала. Я никогда не знала отчества дяди Бори, при мне никто его по отчеству не называл. Учительница мне помогать не собиралась. Пауза затянулась, я все ниже опускала голову. Добили меня мои будущие одноклассники. С задних парт мне громко начали подсказывать: «Как зовут твоего дедушку?». Я понятия не имела, как зовут моего нового дедушку и есть ли он у меня вообще. А они подумали, что я не знаю, что отчество отца получается из имени деда.
Все было кончено. Теперь, со мной, не будет дружить не только та замечательная девочка, а вообще никто.
Я уже не помню чем закончился тот день. Наверно, не очень плохо. Потому что в конце концов та девочка, ее звали Галя, действительно, стала моей лучшей подругой. А у Гали была лучшая подруга — Люда, а у Люды — лучшая подруга Света. И это было счастьем, потому что мы все четверо подружились и стали лучшими подругами.
С тех пор прошло очень много лет. Мы расставались и встречались, поступали в институты, защищали дипломы, рожали детей, выходили замуж, разводились, снова выходили замуж, нянчили внуков. И через всю жизнь пронесли свою детскую дружбу, которая родилась в тот день, когда я была «новенькой».
История 2. Почему я не пробовала курить
Летом меня отправили в овощной совхоз к бабушке. Но это была не моя родная бабушка, к которой я до этого ездила каждое лето. Это была мама дяди Бори, и с ней мне только предстояло познакомиться.
Совхоз тоже был не совсем совхозом. То есть там, конечно, выращивали овощи, но это не бросалось в глаза. В глаза бросались пляжи, кемпинги и множество загорелых отдыхающих.
Моя родная бабушка пахла домашними пирогами и малиновым компотом. От мамы дяди Бори пахло лекарствами. Она очень любила, чтобы все слушали, что у нее сегодня болит. Я ее жалела, вежливо кивала, но всерьез ее жалобы не воспринимала, они были какими-то ненастоящими. Она тоже меня не жаловала: я занимала койко-место.
Дело в том, что дяди Борина мама держала отдыхающих. И каждое койко-место в ее доме было на вес золота. Вернее стоило один рубль за сутки. Весь дом был разделен на множество комнатушек, и облеплен пристройками, беседками и сарайками. И везде жили люди. И все они платили бабушке по рублю за сутки. Куда она потом девала эти рубли, я не знала.
Неожиданно мне у бабушки понравилось. На меня впервые в жизни никто не обращал внимания. Я могла делать все, что хотела. Меня искали только поздно вечером, и то, лишь для того, чтобы определиться, где я сегодня буду спать. Обычно это была комната, из которой уже уехали старые, но еще не заселились новые отдыхающие.
У бабушки было конвейерное производство. Как-то в разгар сезона она умудрилась разместить одного парня прямо во дворе, на раскладушке, под виноградом. На мои укоризненные взгляды, она рассудительно сказала: «Не могла же я оставить его на улице?». Парень как и все платил по рублю и обделенным себя не чувствовал. Тогда в Сочи приезжали за солнцем и морем, и уж никак не за удобствами.
Вечером все общество собиралось у дома, под навесом: там работал единственный телевизор. Сидели очень долго. Все охотно друг друга угощали фруктами, купленными днем на базаре, пили вино, привезенное с Рицы, играли на гитаре и пели. Иногда вечернюю идиллию нарушал приезд скорой помощи: взрослые травились местными деликатесами, дети сгорали на пляже. Это повторялось из раза в раз. Старожилы добросовестно рассказывали всем вновь приехавшим, что можно сгореть и отравиться, но проходило какое-то время, и кому-то опять была нужна медицинская помощь. Я про себя негодовала и удивлялась бестолковости взрослых.
Утром я бежала на пляж. Когда мы жили в Москве, я добросовестно ходила в бассейн, но плавать так и не научилась. Здесь же я очень быстро наверстала упущенное. В первый же месяц я стала заплывать так далеко, что уже не слышала ни стука волейбольных мячей на пляже, ни детских криков на мелководье. Взрослые, которым меня поручили, понятия не имели, что я делаю на пляже, а такой ерунды, как буйки или спасатели в совхозе отродясь не было.
Когда мне надоедало загорать и плавать, я возвращалась в бабушкин двор и залазила на мое любимое дерево. Это было шикарное дерево, название которого я не знала. Я брала на дерево еду и книгу. Читала Фенимора Купера и представляла себя в прериях. Иногда просто глазела по сторонам, мне нравилось, что я вижу всех, а меня — никто. В один из таких моментов я и увидела девушку Машу.
Девушка Маша приехала отдыхать. В поисках жилья, она прошла всю нашу улицу и очень устала. Был пик сезона и свободных комнат ни у кого не было. Кто-то подсказал ей обратиться к моей новой бабушке. У бабушки тоже не было свободных мест, но она просто физически не могла потерять рубль, который стоял перед ней. И она предложила Маше компромисс: первые два дня Маша поживет в одной комнате с девочкой, милейшим созданием, которое ей ни в коем случае не помешает. Вот так и получилось, что следующие две ночи я ночевала в комнате девушки Маши, или она в моей, как вам больше нравится.
Маша была очень красивой девушкой. Я мечтала, что когда вырасту тоже стану такой: стройной, с длинными распущенными по спине волосами. Маша делала прически из моих выгоревших на солнце волос и разрешала брать свою косметику. Дома мама мне это категорически запрещала.
Два дня пролетели очень быстро, нас расселили, но мы уже успели очень подружиться с девушкой Машей. И теперь все время проводили вместе: плавали, загорали, Маша покупала мне мороженное и вареную кукурузу, брала с собой на все экскурсии.
А потом появился ОН и Маша влюбилась. Почему-то они не стали меня прогонять. Наверно им нравился мой восторг. А не восторгаться ими было нельзя. Это была очень счастливая пара. Мы стали самой веселой троицей на всем побережье. Мы делали все то же самое, что и раньше: ели кукурузу, плавали, загорали, но теперь еще непрерывно хохотали: ОН мог рассмешить кого угодно.
Все когда-нибудь кончается, особенно отпуск. Сначала уехал ОН, потом засобиралась девушка Маша. Перед отъездом она отправила меня в торговую палатку, купить ей какие-то мелочи в дорогу. Я совсем было убежала, но потом что-то вспомнила и вернулась. Маша стояла у окна и курила.
Я испытала самый настоящий шок. Конечно же я знала, что некоторые девушки курят. Но курить могли все остальные девушки, только не моя Маша! Это было противоестественно и непонятно. Как Золушка, курившая на балу. Или не знаю как.
Маша сразу увидела ужас в моих глазах. Она трясла меня за плечи и пыталась до меня докричаться: «Да, пойми же! Я работаю на севере! Я заправляю самолеты! У нас холодно! У нас все куряяяят!». Я ничего не хотела слушать, вырвалась и убежала.
Пока не отъехало такси, и еще очень долго потом, я сидела на своем дереве. Я видела всех, а меня — никто. Я видела как расстроенная Маша оглядывается по сторонам, медленно, неохотно садится в такси. Я заплакала, но не спустилась. Мое детское сердце было разбито.
(Продолжение следует)