Придя назавтра в условленное время в ресторан, Абрам увидел там, кроме хозяев, ещё нескольких человек. После знакомства разговор пошёл о Палестине.
— Я был в концлагере, — сказал высокй брюнет. — Не дай Бог никому испытать то, что фашисты там делают с евреями. А всё это — потому, что мы разобщены, у нас нет своего государства, своей армии. Надо всё это создавать, и нам понадобятся люди с боевым опытом. Мы собираемся в Палестину, ты не хочешь к нам присоединиться? И неужели тебе не хочется жить в стране, где нет антисемитизма, где можно говорить на языке своих предков, не быть меньшинством, в отношении которого вечно творятся несправедливости?
— Я согласен с тобой, — ответил Абрам. — И с удовольствием присоединился бы к вам, но, если я вдруг исчезну, это не пройдёт незамеченным и мои родные пострадают. Их объявят родственниками врага народа и сгноят в лагерях. Так что лучше будет, если я продолжу воевать с фашизмом в рядах Советской Армии.
Абрам договорился встретиться с новыми знакомыми на следующей неделе, но через два дня полк, в котором он служил, отправили на фронт.
Санчасть расположилась в лесочке рядом с передним краем. Сзади, на пригорке, была батарея, постоянно ведущая артиллерийскую дуэль с батареей противника, и все быстро привыкли к звуку снарядов, летящих над лесом в обоих направлениях.
Стояло бабье лето, погода была замечательная, и как-то Абрам и его земляк, офицер-разведчик, сидя на поваленном дереве, беседовали о родных, переживших блокаду. Потом земляк похвастался трофейным «парабеллумом», а Абрам показал ему, тоже трофейный, маленький «вальтер» в замшевой кобуре, выполненной в виде кошелька.
— Да, вещица уникальная, — признал земляк. — А хочешь поменяться? Я ещё тесак добавлю.
В этот момент его слова заглушил вой снаряда, сменившийся вдруг сильным грохотом прямо над головой, и Абрам почувствовал острую боль в правом плече. В глазах потемнело, он потерял сознание. Очнувшись, он узнал, что шальной снаряд зацепил верхушку сосны и разорвался, осколок попал ему в плечо.
В госпитале надо было сдать оружие, брать с собой можно было только личные вещи. Всё взятое с собой просматривалось, трофейное, не табельное оружие конфисковывалось в обязательном порядке. Абраму было жалко терять свой маленький «вальтер». Зажав в кулаке нижнюю часть кобуры, формой выдававшую, что это пистолет, он показал проверявшему офицеру «кошельковый» верх и спросил:
— А кошелёк оставить при себе можно?
— Можно, — ответил тот, и Абрам с облегчением положил замшевую кобуру в карман госпитального халата.
Продолжение следует