Нас когда-то венчала природа,
и ломали нам вместе крыла,
но в поэзии нету развода —
нас история не развела.

Итальянство твое и татарство
угодило под русский наш снег,
словно крошечное государство,
независимое от всех.

Ты раскосым нездешним бельчонком
пробегала по всем проводам,
то подобна хипповым девчонкам,
то роскошнее царственных дам.

От какого-то безобразья
ты сбежала однажды в пургу,
и китайские туфельки вязли,
беззащитные, в грязном снегу.

В комсомолочки и диссидентки
ты бросалась от лютой тоски,
и швыряла шалавые деньги,
с пьяной грацией, как лепестки.

Дочь таможенника Ахата,
переводчицы из КГБ,
ты настолько была языката,
что боялись «подъехать» к тебе.

Дива, модница, рыцарь, артистка,
угощатель друзей дорогих,
никогда не боялась ты риска,
а боялась всегда за других.

Непохожа давно на бельчонка,
ты не верила в правду суда,
но подписывала ручонка
столько писем в пустое «туда».

И когда выпускала ты голос,
будто спрятанного соловья,
так сиял меценат-ларинголог,
как добычу, тебя заловя.

А лицо твое делалось ликом,
и не слушал Нагибин слова,
только смахиваемая тиком
за слезою катилась слеза.

Он любил тебя, мрачно ревнуя,
и, пером самолюбье скребя,
написал свою книгу больную,
где налгал на тебя и себя.

Ты и в тайном посадочном списке,
и мой тайный несчастный герой,
Белла Первая музы российской,
и не будет нам Беллы Второй.