Февраль зовёт меня на «ВЫ»,
но не в пылу официоза,
и не за тем, чтоб заморозить
героев с ног до головы.
В нём просто жажда высоты
и столько нежного томленья,
что он готов склонить колени
и пренебречь интимным «ты»

Лелеять, холить, величать
свою любимую с авоськой
и окружать незримым войском,
и честь при встрече отдавать…
Когда она печёт блины,
гремит посудою на кухне,
он мысленно целует руки
своей возвышенной Весны.

Возводит замки без конца,
и в тайне строит пъедесталы
для той, что сморит сериалы,
совсем не чувствуя венца.
Хрустит попкорном, цедит чай,
о звёздном статусе не зная, —
такая тёплая… родная…
с упавшей лямочкой с плеча…

С засильем всякой чепухи
в своей хорошенькой головке,
где перемешаны обновки,
рецепты, кофточки, стихи,
собаки, кошки, детвора
и политическая шняга,
тарифы, полисы ОСАГО,
звонки, контакты, номера…

Но чем в ней больше простоты,
домашней мягкости уютной,
тем реже сердце и рассудок
приемлют трепетное «ты»…
Как будто каждый, кто влюблён
постиг возвышенность признаний.
И губы шепчут с придыханием
волшебный код родных имён.

Вслед джентльмену-Февралю
и нежным одам величальным
я в тон чуть слышно отвечаю:
— Mon cher ami, я Вас люблю…
И столько нежного тепла
в коротком выдохе без звука,
что он в ответ целует руку
и край незримого крыла.