Что мне Яшин? Кто мне Яшин?
Я никогда не видел, как он играет. Хроника и купленный давным-давно, еще в видеокассетную эпоху, матч столетия английского футбола — не в счет. На кассетах мы смотрим кино, а не спорт. А Яшина любят и помнят как спортсмена, а не как артиста кино.
А мне все это взять неоткуда!
Яшин умер в шестьдесят. В возрасте, до которого мне еще надо дожить, конечно, но который я все-таки к себе вполне в состоянии примерить. Черт! Я не хочу в шестьдесят. Рано! Хотя… Не я это решу. Надо благодарно принимать.
Может быть, мы сами себя как-то накручиваем? Что вот, мол, был у нас Яшин? И еще Гагарин? И больше практически никого, кого бы знал весь мир, кроме Джо Сталина, который, в отличие от этих двоих, никем не любим; ну, а «из раньших» был уже Лев Толстой…
Это же так по-нашему. У своего любимого автора, Игоря Свинаренко, я вычитал недавно (там не авторская была мысль, а один из персонажей в диалоге говорил), что нас, русских, никто не любит. Причем — как и всех. Но нам важно, чтобы все-таки любили, и поэтому мы себе в этом не признаемся…
Странная мысль. Я с ней не согласен, но вот поселилась же в голове, и думается там сама собой. Сидит внутри провоцирующим таким витамином. Но я отдалился от сути.
Почему я задаюсь этими вопросами о Яшине? Потому, что я не понимаю, отчего он для меня так много значит. Вот не хочу сейчас обсуждать ту историю, но она мне нужна для описания чувств: когда я узнал об оскорбляющем память Яшина баннере где-то на футболе, мне стало тоскливо. Захотелось сделать что-то наоборот. Защитить.
Не нахожу разумного объяснения этому желанию. Ведь я никогда не видел Яшина, не разговаривал с ним, не слышал его мнения по вопросам, которые меня волновали. Мне было 18 лет, когда он умер от гангренозного осложнения — и у нас не было ни одной общей темы для диалога. В футбол он уже не играл. А других общих тем даже не наклевывалось.
Может быть, вот в чем дело. Как-то давно заметил я, что, какого знатока футбола ни спроси, кто величайший игрок в мире, это будет игрок из молодости того, кого вы спросите. Если учесть, что ваш воображаемый собеседник — настоящий футбольный знаток, то это удивительно.
Вот мой дядя, всю жизнь так или иначе серьезно занимавшийся футболом, часто рассказывал мне про Эйсебио. Дяде в 66-м еще не исполнилось тридцати. Чемпионат мира в Англии был первым, телевизионно показанным в СССР более или менее полно. То есть Эйсебио на самом деле был для него не столько могучим, сколько первым могучим футбольным впечатлением. По силе сигнала несопоставимым с прежними.
С годами дядя копил впечатления, лучше узнавал игру — не по моим оценкам, а просто это же нормально: смотришь, учишься, на ус мотаешь. Но для него Эйсебио остался N1.
И так повсеместно. Слепому видно, что в этом замешана любовь. А с мыслью, что Лев Яшин — лучший вратарь всех времен, мы вступали каждый в свое футбольное детство, когда такие вещи еще принимались на веру. Так, может, в этом дело?
Но… Мало ли легенд впитались в подкорку аналогичным образом. А Яшин один.
Разгадка отыскивается просто. Когда переберешь все ключи, она оказывается на поверхности. Только пожелай, только захоти, только вгрызись в тему.
Правда. Я прошу тебя. Разгадка в том…
Вовсе не в своих чувствах надо ее искать, а в самом Яшине. Прожрись, слушай, пылью. Преодолев толстый (а иначе с личностями подобного масштаба не бывает) слой формальных воспоминаний, звякающих орденами здравиц, да и некрологов, наведя резкость на старые фотографии, — ты понимаешь, что он…
Тот самый. Простой и настоящий русский человек. В том смысле, в котором это словосочетание может произнести любой: русак. В смысле, лишенном закомплексованных противопоставлений, желаний быть лучше или хуже других, нерусских. Образец. Не бронзовый на пьедестале. Не памятник. Пример. Яшин.
Великий, а не гордый. Небогатый, а не жадный. Большой, обязательно с большими руками, чтобы делать какую-то очень мужскую работу, чтобы обнимать жену крепко-крепко, чтобы правой пожать твою при встрече. Умный, но не лукавый. Добрый. Без «но». Сильный, но и беззащитный — по-мужски беззащитный, перед обстоятельствами.
Наш человек был Лев Иванович. Нам с тобой такими не быть, но как-то даже не завидно — ну, хуже мы, ну, тиражнее… Это не уязвляет. А вот… Оказаться бы рядом! Поговорить. Побыть. Посидеть на бережку. Закусить селедкой. Купнуться!
Да вот уже нельзя. Поздно.
Но… Если вы присмотритесь к этой фотографии… Да к любой… Мне даже интересно, какую выберут редакторы…
Смотрите.
Он же живой.