Ночами приходила тишина,
и нужно было от неё спасаться.
Она включала радио. Она
старалась подпевать и улыбаться
и совершенно не могла уснуть,
поэтому ходила по квартире.
И это был довольно скучный путь:
три шага от дивана до картины,
где нарисован маслом летний сад.
Ещё четыре шага — до прихожей.
Упрется в дверь, глянёт в глазок. Назад.
Все ночи, словно копии, похожи:
картина-дверь-глазок-окно-диван,
присесть, послушать радио, картина.
Как будто ждёт. Кого? Самообман.
Болото жизни затянуло тиной,
проквакала сирена за окном,
по радио завыли псы о ком-то,
картина-дверь-глазок — всё было дном
холодного и вязкого болота,
она месила жижу по ночам
шагами мягких полинявших тапок.
Ей иногда хотелось закричать,
а иногда тихонечко заплакать,
но мало толка в крике и слезах,
которые не видят и не слышат.
Четыре шага. Дверь. Глазок. Назад.
Колесико на радио потише.
Какой-то странный непривычный звук.
Такого не бывало ночью прежде.
Нарушив свой традиционный круг,
стремительно пошла на этот скрежет.
Под ванной грохотало и скреблось.
Там топало, металось и гремело.
Так громко, будто там огромный лось.
Она взяла, решительно и смело,
большую скалку и рванула в бой.
Под ванной был мышонок. Он боялся,
сидел, прижавшись к стенке за трубой,
на фоне белой плитки серой кляксой.
Маршрут сменился: холодильник, сыр,
орешки вроде где-то завалялись,
к ней гость сегодня заглянул на пир,
а гость — всегда событие и радость.
Так до утра на кафельном полу
она сервировала кафель сыром.
Глазок-окно-диван — она в пылу
приёма гостя свой маршрут забыла.
Мышонок вылез. Грязный и смешной.
Взял в лапки сыр и бусинками сверлит.
И сразу стало как-то хорошо.
И сразу утро постучало в двери.
А дальше были клетка, колесо,
клубочек шерсти, деревянный домик,
пакет орехов и пакет с овсом — поди узнай,
чем этих мышек кормят.
Так день прошёл, и город влился в ночь.
Но тишина сегодня не вернулась.
Мышонок смог ее перетолочь,
она смогла уснуть. Она проснулась
с рассветом — первый раз за много лет.
А под ногами — твердь, а не болото.
Пускай от тишины лекарства нет.
От одиночества лекарство — кто-то.