Как-то в марте нетрезвого Варина мужа,
Усмехаясь, привел синеглазый сосед:
— Принимайте, хозяйка, на улице стужа!
— Что ж, спасибо! — вздохнула Варвара в ответ.
Он приметил: грустна, улыбается редко,
Разговоры пустые не любит вести, —
Пожалел, и вошла в его душу соседка,
И от нежности к ней никуда не уйти.
Вот сегодня, едва прибежала с работы,
И стирает, стирает… А вечер хорош!
Подойти бы, обнять ее мягко: «Ну что ты
Не по нашему времени, мрачно живешь?»
Чтоб она, покоренная нежности силой,
Вся зарделась от счастья, платок теребя,
И тогда бы чуть хрипло и тихо спросил он:
«Не боишься, что я так жалею тебя?
Ты не бойся. Уйдем. Не шелохнется ветка
В заколдованном темью, уснувшем лесу.
Я тебя от недоброго мужа, соседка,
От житья твоего на руках унесу».
Вот и ходит и ходит по тающим лужам
И не сводит он глаз с голубого окна,
Где стирает белье нелюбимого мужа
Нестерпимо родная чужая жена.
И ему непонятен, незнаем, неведом
Тот застенчивый трепет, с которым давно
Молчаливому, робкому чувству соседа
Отвечает ее голубое окно.