Временем изъеденные стены,
Крыша прохудилась, пол прогнил…
Где-то на окраине деревни
Старый дом почти своё отжил.

Он зарос вокруг стеной крапивы,
От забора след давно простыл.
Две подружки выросли, две сливы,
Где когда-то сруб колодца был.

Раньше дом стоял красивый, светлый,
Личный у него был оберег,
Добрым сердцем и теплом согретый —
Раньше у него был человек.

Жил, не покладая рук трудился,
О семье мечтая о большой,
А потом на девушке женился,
Не на местной, а на городской.

Родила она красавца-сына,
И всё чаще начала просить:
«У меня же в городе квартира,
Переедем! Там сподручней жить».

Он поддался, ведь любовь дороже,
Грусть старался в сердце не впускать.
Дому прошептал: «Жди, мой хороший,
Обещаю, буду приезжать!»

И исправно, где-то раз в полгода,
Приезжал, порядок наводил.
Всей душою рвался на природу,
Только без семьи, всегда один.

Раз ушёл и больше не вернулся.
Годы шли, зарю менял закат.
Дом всё ждал… осунулся, согнулся,
Окнами смотря в заросший сад.

Но, однажды, человек приехал.
Нет, не тот. Другой. Но чем-то схож.
«Здравствуйте, развалины — прорехи!
Вы моё наследство… ну, так что ж…

Сам сюда б ни шагу, уж, поверьте,
Только кое-что я обещал.
Умер мой отец, а перед смертью
Этот дом с участком завещал.

И просил приехать в день весенний,
Побродить, подумать, подышать.
Лишь потом финальное решенье
„Что же с домом делать?“, принимать.

Воля умирающего свята…»
Он вздохнул и дверь толкнул плечом.
В дом вошёл, где был рождён когда-то,
Но не стал родимым этот дом.

Паутина, пыль. В углу на кресле
Он очки отцовские нашёл.
Понял вдруг, что здесь ему, как в детстве,
Так спокойно, тихо, хорошо.

Вышел в сад, вдохнул весенний ветер
С запахом земли, лесов, полей.
И решил он — ни за что на свете
Не оставит родины своей.

Год прошёл. Для вечности крупица,
А для дома новой жизни век.
Свежий сруб, фундамент, черепица…
У него теперь есть человек.